В реке я размахиваю лассо, но на полу ванной я вяжу, вяжу, вяжу. Вглядываюсь в фотографию. Вяжу. Вяжу. Вяжу.
Почему это так трудно? Ведь это же, в конце концов, всего лишь мое воображение. Я же могу делать в нем все, что захочу. Могу заставить полететь дрон, который подхватит и вернет Лили. Но по какой-то причине у меня это не получается. Я не могу более или менее реалистично представить себе, как захватываю ее веревкой и подтягиваю к себе. Когда я стараюсь сильнее, концентрация нарушается и я начинаю воспринимать то, что на самом деле происходит вокруг меня. Начинаю слишком четко понимать, что я шестнадцатилетняя девушка, сидящая на полу родительской ванны.
Я пытаюсь.
Я пытаюсь.
Но мне не кажется это настоящим. Образ реки Бег на рассвете развеивается, сменяется условной картинкой. Чем сильнее я тяну, тем менее реальной она становится.
Звук сигнализации снаружи. Где-то вдалеке лает собака.
Видение пропало. Сосредоточение нарушено, узлы дошли до конца веревки.
Свеча догорела.
Я понимаю, что заклинание не сработало, но не понимаю почему. Я повязываю шелковую косичку на запястье как браслет. Странно, но за время нашей с Лили дружбы не было «стадии браслетов». Это казалось лишним: мы были единственными подругами, поэтому делать браслеты не имело смысла. Жалко, мне хотелось бы подарить ей браслет дружбы. Наверное, ей бы понравилось.
Прежде чем заснуть, я вспоминаю продавщицу из «Прорицания».
Я подношу к глазам ладонь с затянувшимся шрамом от пореза ключами. Конечно. Кровь была жертвой, превратившей старую бутылку из-под геля, туалетные принадлежности и ванну со всяким мусором в настоящее
Надо подумать, как пожертвовать чем-то большим.
На следующий день мне немного неудобно общаться с Фионой. К счастью, Фиона выше всяких неловковстей. Она плюхается на край моей парты и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты почему вчера мне не написала?
– Э-ээ…
– Я хотела пригласить тебя.
– Извини, телефон сел.
– Да, я так и подумала. А когда включили свет?
– Не знаю. В восемь?
– Но ты не написала.
– Я думала, вечеринка уже окончена.
– Да, но мы могли бы еще… – она замолкает, словно понимая, что, возможно, слишком многого ожидает от нашей дружбы. В конце концов, мы не так уж давно знакомы.
– Я подумала, что, может быть… – запинаюсь я. – Что ты не захочешь разговаривать со мной.
– Почему?
– Из-за Ро.
Она морщится.
– Ну, я понимаю, сейчас он тобой не слишком доволен, но ведь это как бы «ссора влюбленных», насколько я понимаю.
– Он рассказал тебе, в чем заключается эта «ссора»?
– Он говорит, что ты ему соврала. Но, как я сказала ему, откуда тебе было знать? То есть сейчас, после всего случившегося, понятно, что лучше было не кипятиться и не желать кому-то исчезать в присутствии Домохозяйки.
– Наверное, – говорю я со слабым намеком на улыбку.
– Представь, если бы мне предъявляли обвинения каждый раз, когда я желаю, чтобы Хосе исчез и мне не пришлось бы присматривать за ним. Да я давно бы уже в тюрьме сидела, Мэйв.
Я смеюсь. Она права. Ро имеет полное право ненавидеть меня, но она все равно права.
– Спасибо, – говорю я, все еще посмеиваясь. – Я рада, что хотя бы ты на моей стороне.
– Ты же моя подруга. Я не позволю, чтобы он говорил о тебе всякие гадости. Но я хотела убедиться, что с тобой все в порядке, потому что он выглядел ну очень расстроенным.
– Правда? – настороженно спрашиваю я.
– Ну да. Говорил обычным тоном, но было понятно, что долго он так не продержится. Я все ждала, когда ты мне напишешь, чтобы как следует разобраться в том, что случилось. Но ты не написала.
– Извини, – с сожалением говорю я.
И тут же вспоминаю про заклинание и хватаю ее за руку.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать.
Ее глаза загораются.
– Но не здесь, – бормочу я. – В классе для рисования? На обеденной перемене?
Она кивает и бежит на свое место, потому что занятие уже начинается.