Все наши вчера

После лосося за восемьсот долларов нам нечем было перекусить, кроме товаров из торгового автомата, и потому Финн тут же погрузился в еду. Вивианна взяла персик, и даже Джеймс откусил кусочек от бутерброда с арахисовым маслом. Финн протянул мне тарелку печенья с шоколадной крошкой, но я покачала головой и вместо этого взяла принесенную Лус одежду. Я извинилась и пошла в туалет, переодеться. Не понимаю, почему мне когда-то так нравилось это платье. Вернусь домой и сожгу его.

Я вышла из туалетной кабинки уже в джинсах и свитере и обнаружила, что Лус стоит у раковины, скрестив руки на груди.

– Солнышко, с тобой все в порядке?

Я разрыдалась.

Лус обняла меня и стала гладить по спине, словно в детстве. Я ревела и всхлипывала, и наверняка у меня текло из носа Лус на кофту, но она не давала мне отодвинуться. И хорошо.

– Извини, пожалуйста, за вчерашнее, – сказала я. – Иногда я очень гадко обращаюсь с тобой.

– Тсс. – Она убрала мне волосы с лица и вытерла щеки своим рукавом. – Ты позвонила своей маме?

Я покачала головой. Почему-то мне легче было притвориться, будто я даже не пыталась звонить. Лус обняла меня крепче, до боли в ребрах. И чем я только думала, что не позвонила ей раньше?

Мы вернулись в комнату ожидания. Финн тасовал найденные карты, Вивианна смотрела в телефон, а Джеймс снова что-то строчил в блокноте. Никто даже головы не поднял, когда мы вошли. Лус уселась у двери и достала из своей бездонной сумки вязание. Я села между парнями и стала искать, чем бы и мне занять руки. В конце концов я сдалась и принялась грызть ноготь и смотреть на Джеймса.

Его лихорадочный труд начал беспокоить меня. Он был слишком напряженным, даже для Джеймса. Мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня и что-нибудь сказал – что угодно, только бы перестал, как одержимый, чиркать ручкой по бумаге, – и я сказала:

– Джеймс, будешь есть?

– Он поел, – сказал Финн. Джеймс судорожно что-то вычеркнул.

– Ты имеешь в виду тот бутерброд, от которого он пару раз откусил? – сказала я, кивнув на забытый бутерброд и джем на столе. – Сомневаюсь, что это можно считать едой.

– Кто бы говорил, – кротко произнес Финн.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Лус взглянула было на меня и быстренько вернулась к вязанию.

– Что это значит? – спросила я.

– Ничего.

– Нет, ты скажи!

– Это значит – уймись, Марина. Он поест, когда проголодается.

– Я просто пытаюсь позаботиться о нем, а не…

– О господи! Я все еще здесь! Ясно?

Я обернулась к Джеймсу. Он вскочил и швырнул свой блокнот в дальний угол. Тот врезался в стену и сполз за кресло.

– Это Нат умирает, а не я!

Я задохнулась.

– Джеймс…

– Милый, они просто хотели помочь, – сказала Вивианна.

Джеймс схватил куртку.

– Я пойду проветрюсь.

Я вскочила.

– Я с тобой!

– Марина, нет! Мне нужно… – Джеймс глубоко вздохнул и заговорил тише. – Мне нужно немного побыть одному. Хорошо?

Я опустилась обратно в кресло и сморгнула слезы.

– Ладно.

Когда он вышел, я уткнулась лицом в колени и накрыла голову руками.

– Дай ему подышать, Эм.

– Заткнись, Финн! – крикнула я.

Восемь

ЭМ

От сидения на холоде ноги начало сводить судорогой. Я вытянула их перед собой и пошевелила, чтоб восстановить кровообращение. Лучше было сосредоточиться на боли в икрах и покалывании в пальцах ног, чем на бездонной яме вместо желудка.

Финн посмотрел на небо. Уж не знаю зачем. Звезд в городе нет, ничего там не увидишь, кроме черноты и размытого голубоватого свечения уличных фонарей.

– Наверное, уже скоро, – сказал он.

– Я знаю.

– Как ты себя чувствуешь?

– А ты как думаешь?

Он положил руку на мой стиснутый кулак. Первым моим порывом было отдернуть руку, но я заставила себя не двигаться. Соприкосновение его кожи с моей до сих пор было для меня новым и странным ощущением. После стольких месяцев без тактильных контактов его прикосновение обжигало. Финн стал массировать мне пальцы и продолжал, пока я не начала расслабляться.

– Мы придумаем другой способ, – сказал он. – Этот слишком поганый.

Я покачала головой.

– Другого способа нет. Мы уже перепробовали все.

– Мне так жаль, Эм…

– Не жалей, – сказала я. – Я ненавижу все, что он сделал. Я ненавижу его. С его исчезновением мир станет лучше.

Финн обнял меня за плечи.

– Окей, – сказал он успокаивающе. Он явно не верил мне, но кому, по его мнению, я лгала, ему или себе? Может, моя ненависть не однородна, может, она смешана со множеством других чувств, но она истинна. Она горит во мне ярчайшим, раскаленным пламенем.

Я могу это сделать. Я прихлопнула слабость, заворочавшуюся у меня внутри. Я могу это сделать!

Я прислонилась к Финну и вдохнула его запах. Хотя, наверное, это был запах Коннора. Стиральный порошок и въевшийся сигаретный дым. Я закрыла глаза, и у меня получилось вспомнить, как Финн пах раньше: мыло и тот ужасный одеколон, которым он обливался в особых случаях. А потом – грязь и пот беглеца. Я крепче прижалась к его коже. Я подумала о шрамах, скрытых одеждой, о синяках, которые еще могли сохраниться после последних побоев – обо всем, лишь бы раздуть пламя гнева, чтобы оно выжгло все остальное.

Я ненавижу его. Ненавижу его. Ненавижу.