Все не случайно

Сейчас в этом же Берлинском театре снова идут «Три сестры», которые поставил драматург и режиссер Фальк Рихтер. Спектакля я не видела, но по описанию – это наше время, персонажи – современные люди, заточенные на успех. Никакой тоски по Москве, никакой тоски о не сложившейся любви, ни вообще какой-либо другой тоски – нет и в помине. Ольга, старшая сестра, ставшая из простой учительницы «начальницей», считает это повышение победой, и все окружение считает так же: это главное, надо работать и подниматься по служебной лестнице.

Мой внук играл дипломный спектакль под названием «Оратория «Чайка». Спектакль поставлен в стиле «рэп». Все ребята стояли в ряд и пели свой текст. Мне казалось, что сыграть пьесу «Чайка» было бы и полезней для студентов, и интересней для зрителей.

Думаю, возврата к тому театру, который обожало наше поколение, в ближайшее время не предвидится. Будет что-то другое, а трогающее ли за душу – неизвестно.

Недавно Базельский театр под руководством Стоуна привозил свои «Три сестры». Это было интересно. Действие тоже происходит в наши дни, и на сцене – современные люди со своими проблемами, понятными и мне, и молодому поколению. Я смотрела спектакль с внуком, и он был очень воодушевлен: сказал, что ему это близко, что он наконец впервые понял, чем Чехов был современен для своего времени. Мне понравился спектакль: и актеры были хороши, и я все это приняла и поняла головой… Но не случилось у меня так необходимого именно в этой пьесе катарсиса, который проливается слезами. И молодой зал был возбужден, благодарен, но с абсолютно сухими глазами. Спектакль не тронул мою душу. Мы стареем и становимся сентиментальными? Возможно. И даже естественно. Но спектакли БДТ трогали, даже будоражили мою тогда еще молодую душу своей уникальной, точной созвучностью со мной, с моим поколением. Конечно, теперь выросли другие люди, и у них другие идеалы. Они жестче, менее доверчивы. Но я по-прежнему считаю, что спектакли должны пробираться в самые тайные уголки души зрителя, будить эмоции и даже заставлять плакать. Такие эмоции надолго, а может быть, и навсегда остаются в сердце. Для чего это? Для того чтобы сердце не зачерствело, оставалось живым, чтобы не забывало, как бывает больно другим, и могло откликнуться на эту боль. Слезы – это не слабость, это сочувствие.

Удивительным ключом открывал пьесы Анатолий Эфрос. В его спектаклях находилось место и для глубоких раздумий, и для слез. Они всегда были праздником.

Праздником были всегда и спектакли БДТ. Их приезда в Москву на гастроли всегда ждали с благоговением. Как разнообразно талантливы были их актеры!

Смешной Дробязгин-Юрский в «Варварах» – крохотная роль, но незабываемая. Монахова-Доронина неповторима. Лебедев, Стржельчик, Луспекаев, Смоктуновский…

Когда Доронина ушла от Товстоногова, я к Товстоногову просилась: мне казалось, я бы его театру подошла.

Жизнь так чудесно переплетена. Мой отчим работал в Тбилиси с Товстоноговым, и тот его любил, а Марлен Хуциев бегал со своими тбилисскими друзьями смотреть, как мой отчим гениально, по выражению Хуциева, играл Карла Моора в «Разбойниках» Шиллера. Даже много лет спустя, вспоминая то время, Марлен Мартынович был взбудоражен этим случайным приветом из прошлого. А я в свое время пробовалась в фильм Хуциева «Июльский дождь» на главную роль, которую потом замечательно сыграла Евгения Уралова. Пробы нормально пройти не получилось, потому что на роль героя вместе со мной пробовался Андрей Миронов, и он вызывал у Хуциева приступы хохота, как только мы начинали играть сцену. Трижды, как только Андрей произносил первую реплику, Хуциев, зажав рот, уползал от камеры. Пробы даже закончить не удалось. Андрей – замечательный комедийный актер, но здесь он произносил вполне серьезный текст. Хуциев умирал от смеха, но и Андрей и я были этим смущены. Мне сценарий очень понравился, и мне хотелось пройти пробы нормально и до конца, и я не видела ничего смешного в том, что делает Андрей, да и он сам был настроен совершенно серьезно. Но, увы… И его на роль не взяли и меня повторно на пробы больше не вызывали. Узнала я о любви Хуциева к моему отчиму гораздо позже из случайного разговора моего мужа с ним. Знать бы мне тогда про эту влюбленность, может, все бы по-другому сложилось, а там, глядишь, и с Товстоноговым удалось бы поработать…

Мое поколение уходит – и довольно стремительно. Нет Товстоногова и Хуциева. Ушли дорогие мои партнеры: Баталов, Папанов, Стржельчик, Державин, Табаков. Ушел Юрский: он не был моим партнером, но был дорогим человеком для нашей семьи…