Все не случайно

Володя помнил мой первый визит в Испанию по моим возмущенным рассказам и потому решил проверить копию фильма, которую будут через два дня показывать в фестивальном зале. Взяв в помощники нашего радушного хозяина, он на всякий случай отправился с ревизией. И, как выяснилось, правильно сделал. Фильм оказался сопровожден грубыми и безграмотными титрами, Меньшов схватился за голову и сказал, что в таком виде кино показывать нельзя. Целый час он нервно ходил вокруг кинозала, размышляя, как спасти ситуацию, под уговоры нашего отельера, что, может быть, как-то обойдется. Вдруг Володя остановился, резко повернулся к своему спутнику и спокойно сказал: «К черту титры, ты будешь вживую переводить! Пошли!» И двое суток они сидели в зале, наплевав на сиесту, и бесконечно крутили пленку, подыскивая точный испанский эквивалент русскому остроумию. Отельер поначалу испугался такой ответственной роли, но вскоре вошел в раж, увлекся творчеством и в результате справился с задачей великолепно! Зал был взят – хохотал неистово, и наш чудесный бывший соотечественник принимал поздравления с грандиозным успехом вместе с Меньшовым.

Картина «Любовь и голуби» получила главный приз фестиваля – «Золотую ладью».

Но самым главным призом, конечно, стала именно реакция зрителей. Хохот в огромном переполненном зале стоял невообразимый. Казалось бы, шутки в фильме скорее «для внутреннего пользования», наши реалии не будут понятны заграничной публике, да и вообще русский дух, которым пропитано кино, не окажется настолько близким в Андалусии… Но выяснилось, что язык, которым разговаривает Меньшов со зрителем, универсален и понятен. Горящие глаза в зале и горячие рукопожатия зарубежных коллег-кинематографистов дают мне право утверждать, что фильм «Любовь и голуби» мог собрать богатый урожай призов, если бы…

«Ширли-мырли»

Следующий Володин фильм случился очень не скоро. Поиски интересного материала затянулись по объективным причинам: время наступило раздрызганное и раздрызганность эта длилась годы. Володя хотел снять серьезное кино о времени перемен, но сценарий никак не складывался в его голове. «Ширли-мырли» он снимать вообще не собирался, просто помогал молодым ребятам Андрею Самсонову и Виталию Москаленко писать сценарий. Работали они дружно, много смеялись, и в результате Володя, вложив в сценарий немало сил, влюбился в него и понял, что именно это и будет кино о настоящем времени – времени перемен, и жанр фарса для него самый подходящий.

Поскольку в стране все разрушалось и растаскивалось, государство, обнищав, денег на кино не давало, а если даже и давало, то крохи. Появилось в кинематографическом обиходе новое слово: продюсер. Раньше был директор картины, который распоряжался деньгами, выделенными государством, и отвечал за каждую копейку, а теперь возник продюсер, который или где-то деньги доставал, или давал свои. Таким продюсером для фильма «Ширли-мырли» стал Владимир Досталь, тогдашний директор «Мосфильма». Ему понравился сценарий, и он решил в него вложиться.

Жанр фарса сопутствовал и судьбе картины. Еще до того, как «Шырли-мырли» вышел на экраны, его ухитрились украсть – сняли видеокамерой прямо в просмотровом зале, с макушкой Меньшова на первом плане, – Володя делал последние правки фильма. В таком виде, с макушкой режиссера, он и продавался на пиратских видеокассетах.

С «Ширли-мырли» мы побывали с Володей и на Каннском фестивале, правда, не в конкурсе, а на кинорынке. Прошли мы и по красной дорожке и посмотрели церемонию открытия, официальную и скучную в тот год. Открывала ее великая Жанна Моро в роскошном красном платье, но и это церемонию не спасло. Самое сильное впечатление на нас, да и на всю публику, произвело платье возлюбленной нашего мелкого служащего, занятого на кинорынке чем-то не слишком важным. Она приехала специально на открытие. Платье ее было совершенно, ну совершенно, прозрачным, я даже не знаю, что это за ткань. Под ней – лишь узенькая полосочка лифчика с маленькими треугольничками на сосках, да внизу – куцый треугольничек на причинном месте. Больше ничего. Рядом важно вышагивал служащий кинорынка – толстенький, с усами, в два раза ниже спутницы. Это сейчас никаким нарядом никого не удивишь, а четверть века назад весь фестиваль ахнул. И на следующий день фото нижней части тела нашей соотечественницы украшала все французские газеты. На первых полосах! Иногда она была и во весь рост, но чаще – только низ, и в паре с изумленной физиономией какого-нибудь популярного французского деятеля мужского пола. Ничего более любопытного не случилось на том Каннском фестивале, где мы представляли наш гротескный фарсовый фильм.