Все не случайно

Всех интересует моя пластика

Когда-то информация о здоровье королевствующих особ, президентов и популярных актеров считалась секретной. Когда и как попали в столь высокое соседство актеры, не знаю. Думаю, наверное, когда голливудские артисты превратились в идолов. А у идолов не бывает изъянов. В высших кругах беседы о болячках считались неприемлемыми, так же, как и обсуждение личной жизни. Но и среди просто хорошо воспитанных людей такого рода беседы не приветствовались. Конечно, во все времена существовали сплетники и сплетни, интриганы и интриги. Отелло задушил Дездемону – свою любовь – из-за простой интриги…

Но и относились к сплетникам соответственно.

Так было когда-то. Мы читали об этом в книгах, достойно поступать нас учили мамы. С тех пор мир опростился, сплетник спрятался в сетях, и даже информацию о здоровье президентов не всегда удается удержать в тайне. Что уж говорить об актерах. Актеры часто играют с высокой температурой, или с невыносимо болящим зубом, или даже со сломанной ногой – и ухитряются доиграть спектакль до конца. Актеров в институте учат, что только смерть может помешать состояться спектаклю. Кто-то относится к этому с юмором, но на самом деле это учит беззаветному служению, именно служению, а не просто работе, и особенной ответственности перед зрителями, которые пришли в театр и не должны вместо праздника получить разочарование. Поэтому отмена спектакля – это в театре всегда ЧП, и актеры это знают и играют спектакли, даже если не совсем здоровы. Тем более – сцена лечит. На сцене не чувствуется никакой боли, тяжести или усталости. Знаю это по собственному опыту.

Если актер заболел серьезно, тогда спектакль отменяют или заменяют на другой, а на роль заболевшего вводится дублер. Для актеров разговор об их здоровье – табу, если только вы не врач. Зритель должен видеть актера всегда здоровым, а нездоровье, если оно тебя настигло, должно оставаться за кулисами.

Но при нынешней разнузданности даже визит актера к зубному врачу интернет-медиа превращают в инфаркт – и те же медиа пестрят опровержениями. А некоторые люди, не всегда журналисты, хотят получить деньги за фотографию умирающей известной актрисы. Они ухитряются разными способами влезть в палату к умирающей, сделать эту фотографию и потом продать ее задорого. Смерть нынче тоже продается, даже пока ты еще не умер…

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне 79 лет, через год исполнится восемьдесят. Если доживу. Я никогда не делала уколы красоты, а ботокс, попробовав один раз, тоже больше никогда не колола, потому что он лишает лицо мимики, но именно мимика – наш актерский инструмент. В дни моей молодости косметологов не существовало. Если у человека были проблемы с кожей, он шел к кожнику. У меня проблем не возникало, так что и к появившимся косметологам не хожу: нет привычки. Массаж лица, будучи играющей спектакли актрисой, тоже не делаю: считаю достаточным прикосновения своих пальцев к лицу – при том, что гримируюсь почти каждый день. Даже кремами для лица и рук пользуюсь не каждый день. К пластической хирургии отношусь с уважением. Если человек хочет исправить в себе что-то, что мешает ему жить счастливо, это его право. Например, слишком длинный нос, или торчащие уши, или возрастные изменения, которые можно исправить. Некоторые дамы считают, что слишком маленький бюст мешает им быть счастливыми. Так пусть они будут счастливыми! Это их тело – и их дело. Обращалась ли я к пластическому хирургу? Да, разумеется. И считаю это нормальным для любого медийного лица. Почему я не оповестила об этом весь белый свет? Потому что считаю это своим личным делом. Кто-то предпочитает стареть, не прикасаясь к своему лицу, и это их точка зрения, их право и выбор. Я считаю иначе, и это тоже мое право и мой выбор.

И более того, я и не собиралась никого посвящать в свои отношения с «красотой». Но количество обрушившейся на меня многолетней лжи – с пикантными подробностями чуть ли не еженедельных операций и демонстрацией ужасающих фотографий – заставляет меня рассказать, что было на самом деле, раз уж я пишу откровенно о своей жизни.