Всё не то, чем кажется (СИ)

Дневная жара тяжело опускается нам на плечи. В воздухе слышится пчелиное гудение — крылатые труженицы снуют там и сям, то направляясь к лугам Кривокосья, то возвращаясь к городку. Перед городком устроены пасеки.

Мы проходим мимо, любуясь затейливыми пчелиными домиками, и задерживаемся у ворот. Их створки навешены на столбы, покрытые причудливой резьбой — тут и цветы, и птицы, и пчёлы, конечно же.

— Смотри, это ты! — показываю я пальцем на что-то белое, толстое и с крыльями.

— Это птица, — не соглашается Дрейк.

Сам городок очень милый и опрятный. Всё, что в нём сделано из дерева, украшено резьбой, а всё, что украшено резьбой, расписано в яркие цвета. Мы как будто вновь на цветочном лугу.

Первым делом мы навещаем трактир под названием «Мать-пчела», дабы утолить жажду (и голод).

— Откуда будете, странники? — расспрашивает нас добродушная пухлощёкая трактирщица. Тёмные её волосы аккуратно заправлены под косынку. — Я Ганка, у нас можете и пить, и есть, и остановиться на постой.

— Мы из Пень-Осинок, — сообщаем мы. Похоже, Ганка не знает, где это, и я добавляю: — Из Второго королевства.

— Ах, мать-пчела! — всплёскивает Ганка руками, и её карие глаза округляются. — Даль-то какая! Что же вас занесло так далеко от дома?

— В Холмолесье нам нужно непременно, — говорит Дрейк.

— К бабуле, — ляпаю я.

— Что ж это вы с бабулей живёте в разных королевствах? — прищуривает глаз Ганка.

— Проезжал однажды через наши земли торговец, а бабуля ещё была не старая, поженились они да и уехали. А мы вот навестить хотели бы, — выкручивается Дрейк.

А он бы отлично вписался в нашу с Сильвией компанию.

— Мать-пчела, чего только не бывает в нашей жизни! — качает Ганка головой. — А вы вроде на братьев не похожи.

— Так мы не родные братья, а по отцам, — говорит Дрейк. — Отцы были братьями. А бабуля у нас одна, их мать.

— Вы пейте-кушайте, — хлопочет Ганка, ставя перед нами увесистые миски с пшеничной кашей. — Вот медовая вода, — и она добывает из-под пола запотевший кувшин. — Ежели что, я рядом… Ах мать-пчела, да иду я, иду! — обращается Ганка уже не к нам и спешит дальше, где её заждались другие постояльцы.

— Ты что с бабулей этой лезешь, — шипит мне Дрейк, зачёрпывая кашу. — Мы же договорились, что идём искать работу!

— Да не знаю я! Она вдруг сама с языка сорвалась, м-м-м, — отвечаю я, облизывая ложку. Каша здесь великолепная.

Наевшись от души, мы долго благодарим Ганку. Дрейк оставляет ей старинную золотую монету.

— Мать-пчела, да это же целое сокровище! — ахает она. — Каша столько не стоила.

Мы спорим: она пытается вернуть монету, мы настаиваем на оплате. Наконец трактирщица отсчитывает нам целый мешочек денег и утверждает, что всё равно осталась в большой прибыли.

И вот мы идём к местному рынку, сытые и ленивые. Нам нужно найти коней, и Ганка подсказала, у кого спрашивать.

Первым делом я покупаю гребень. Хоть Сильвия вечно корила меня за невнимательность к своему виду, но даже я устал причёсываться пальцами.

Продавец глядит на спутанную шевелюру Дрейка, подняв брови, и добавляет ещё один гребень в подарок.

Затем я убеждаю своего спутника купить медовую вату. Она так и тает на губах, подобной я не ел даже во дворце. Дрейк между тем всё стоит со своей порцией, глядя на неё.

— Ешь наконец, это очень вкусно! — говорю я ему.

Он решительно вгрызается в середину ватного облака. На его лице тут же возникают здоровенные седые брови.

— М-м-м, необычно, но действительно вкусно, — кивает он. — Что ты смеёшься?

— Что вы, дедуля, — хихикаю я, — как можно смеяться над почтенной старостью!

Он всё стоит в недоумении и то хмурится, то поднимает бровь. Я бы и рад уже сказать, в чём причина, но помираю со смеху, не в силах вымолвить хоть слово.

Наконец я роюсь в мешке, вынимаю зеркальце, которое мы прихватили из сокровищницы, и показываю ему. Дрейк, негодуя, приводит себя в порядок.

Нам приходится отойти к колодцу и набрать воды — я хочу запить непрекращающуюся икоту, а мой спутник спешит умыться, поскольку его брови вызвали повышенный интерес у пчёл.

Но вот мы добираемся до рядов, где продают всякое зверьё.

Громко кудахчет недовольная курица, мычит телёнок. Галдят гуси, лает увязавшийся за хозяином пёс. И над всем этим — людской гомон: «Покупаем! Продаём! Кому цыплят, все курочки! А вот гусь, жирный гусь! Свинка, беленькая, как яичко! Парень, купи свинку, не пожалеешь!».

Вокруг столько жизни, и я наслаждаюсь этим. Не то что вечная тишина нашего дворца — «дети, не бегайте, дети, не кричите».

Гляжу на Дрейка — похоже, он не так рад, как я, и выглядит напряжённым.

— Что-то не так? — спрашиваю я.

И тут мы одновременно замечаем козу.

— Смотри, как на Орешка похожа, — говорит Дрейк.

Козу держит на верёвке рябой мужик. Верёвка коротка, и бедная коза не может даже пошевелить головой.

— Покупаем козу? — шепчет мужик с испугом.

— И впрямь как наша Орешек, — соглашаюсь я. — Гляди, такие же чёрные носочки.

— И белая маска на морде.

— И чёрный животик.

— Так покупаете или нет? — снова сипит мужик, косясь по сторонам.