Все очень непросто

Не опираюсь на точную хронологию, так как, например, в Германии "Машина" была шесть раз, вернее, семь (если считать двухдневную пароход-ную стоянку в гор. Любеке), поэтому собираю самые яркие впечатления. Итак, Германия. Точнее, тогда еще ГДР.

Ехали мы туда на поезде.

Насколько сильно "типично польский пейзаж" отличается от нашего, настолько "типично немецкий" — от польского. Неумолимо сказывается близость западной культуры.

Хочется писать банальности типа: "чистые, опрятные домики, ухоженные садики" и т. д., но что поделаешь, если действительно опрятные и ухоженные.

Германия была первой страной, где мы с размаху налетели на языковой барьер. И в Польше, и в Болгарии все хорошо понимали русский, и проблемы практически отсутствовали. Здесь же было очень трудно.

Вообще знакомство с иностранными языками обычно начинается в школе со стихов про мышку и с вранья про какую-то девочку, у которой "мама — доктор, а папа — рабочий", и у большинства, к сожалению, этим же и заканчивается, если, конечно, человек потом напрямую с языком дела не имеет.

Мои товарищи, да и я сам, учили в школе английский и заслушивались песнями "Битлз" и "Рол-линг Стоунз", а они, как известно, если и исполняли что-нибудь на языке Штирлица и Мюллера, то очень мало.

Так что мы были в основном англоговорящими, а как мучительно хотелось грохнуть в каком-нибудь баре кружкой о стойку и на безукоризненном "хох дойч" потребовать "повторить" или на худой конец толково объяснить заезжему провинциалу, как пройти к рейхстагу.

Мои познания в немецком ограничивались детскими воспоминаниями об игре в войну — "Хальт, хенде хох" — и одним небольшим фильмом про любовь, впоследствии обычно называемым порнухой. Там баба своему немецкому мужику все время говорила: " Шён! Дас ист фантастише унд сексуалише", а один раз даже: "Дас ист апетитлих". Мужик молчал как пень.

У меня на эти дела память хорошая, вот я в Германии и вворачивал где надо и где не надо.

А потом выучил "Гутен таг" и "Варум нихт".

Заходишь, к примеру, в магазин:

— Гутен таг, дас ист фантастише!

Они и радуются, как дети.

Или подходит к тебе на улице морда, говорит что-то долго и затейливо, а ты:

— Варум нихт?! — и пошел.

Чуть позже мне начало казаться, что немцы, кроме этих, и еще кое-какие слова употребляют.

Однажды зашли с Ефремовым в винный магазин посмотреть, что да как. За нами еще один мужик немецкий. На двери звоночек блямкнул, на звоночек из соседнего помещения фрау симпатичная вышла.

Мужик говорит:

— Битте, цвай фляшен.

А фрау ему — пакет. Он ей:

— Данке.

А она ему:

— Битте.

И оба улыбаются.

Мы с Валеркой стоим, делаем вид, что каждый день по нескольку раз такое видим.

Потом фрау к нам с длинной речью обратилась: дескать, чего надо?

Мы ей для солидности:

— Цвай фляшен.

Она подает две пузатые бутылки водки.

Пришлось денег дать. Зато на следующий день опять зашли посмотреть, а она сразу спрашивает:

— Цвай фляшен?

А мы думаем — чего уж тут:

— Цвай фляшен — и все дело!

В один из дней фестиваля (а это был опять фестиваль) по плану было посещение немецкой семьи.

К этому посещению все сильно готовились.

Немцы за два месяца до нашего прибытия у себя конкурс провели: кому такую честь оказать?

Надо было, чтобы из семьи кто-нибудь по-русски хоть чуть-чуть говорил, да и вообще, чтобы жили справно и могли перед высокими советскими гостями себя достойно показать. И еще было у меня сильное подозрение, что у них комиссии тоже предшествовали (ГДР же — недалеко от нас ушли); я даже представил себе такой вопрос:

— А скажите-ка нам, герр Тиман, какого числа в сентябре 1939 года мы на Польшу напали? Не знаете? Стыдно, а вдруг русские спросят.

Короче, построили нас в одну шеренгу: часть — из "Машины", часть — из других коллективов (в этом фестивале наших много участвовало). Хозяева ходят, выбирают. Очень похоже на картинку из учебника истории — "Рабовладельческий рынок в Риме".

Я очень хотел одному дядьке красномордому понравиться, вертелся перед ним и так и сяк, но он выбрал бабищу из Красноярского хора (их первых расхватали), а меня как неликвид подобрали совсем уж какие-то невзрачные.

Ну ничего, квартира у них четырехкомнатная, семья из пяти человек. За мной, оказывается, сыновья приходили, а папаша с мамашей дома готовились. У папаши лицо тоже довольно красное — я уж тут приободрился.

Нас-то до этого учили не плевать где попало и в скатерть не сморкаться, так что я — ни-ни, за весь вечер так нигде и не плюнул.

Оказалось, по-русски никто не понимает, как уж они отборочные туры прошли, не знаю.

Сажают за стол — честь по чести. Я собрал в кулак весь свой немецкий и заявляю:

— Дас ист фантастише унд апетитлих!

Мама чуть со стула не упала от неожиданности. Хорошо сидим. Действительно, все очень вкусно.