Все оттенки тьмы

— Нет, не думаю, — ответил он наконец. — Разумеется, этого я исключить не могу. Он ведь постоянно был в разъездах. Вполне могли возникать мимолетные романы, как говорится, на одну ночь. В Берлине, Праге или Санкт-Петербурге. Это он запросто, если бы возникло желание. Но, мне кажется, я бы об этом знал. И я верю, что Лоуренс действительно меня любил. Ну, настолько, насколько он вообще был в состоянии кого-либо любить.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он скрывал от меня значительную часть своей жизни. Понятно, что такова уж была его работа — спецслужбы и все соответственно, но сути это не меняет. В конечном итоге мне оставались лишь крохи. А все остальное — тени, полумрак, дым и туманные зеркала. Понимаете, рано или поздно это становится совершенно невыносимым. Иногда мне казалось, что то, какой он со мной, — всего лишь маска, и я понятия не имею, кто за ней скрывается.

— То есть описать его как личность вы вряд ли сможете?

— Боюсь, я так и не узнал Лоуренса по-настоящему. Он был хамелеоном. Но со мной он был очаровательным. Такой заботливый, добрый. Такой утонченный, образованный. Умный, светский. Придерживался скорее правых взглядов, ценил хорошее искусство и вино, любил антиквариат… ох, я еще долго могу продолжать. Лоуренс был разносторонним, щедро одаренным человеком. Все это мне было прекрасно известно, но… почему-то казалось, что я так плохо его знаю. Каков он. Он был, как угорь, неуловимый, недостижимый. Понимаете, о чем я?

— Думаю, да, — кивнул Бэнкс. — Это дело вообще такое. И в особенности все эти люди.

— Какие именно?

— Да те самые, на которых работал Лоуренс. Такие же неуловимые.

— Ах, эти, — хмыкнул Вествуд. — Да, вы верно подметили.

— Когда вы в последний раз виделись с Лоуренсом?

— Много лет назад. Тогда же и расстались. Он уехал в очередную командировку, и больше мы уже не виделись.

— А с его коллегами вы не встречались?

— Нет. Эти ребята, знаете ли, офисными вечеринками не увлекаются. Ой, а ведь я вам соврал. Они ведь меня допрашивали. Пришли сюда два таких умника, проверяли меня на благонадежность.

— О чем вы с ними говорили?

— Уже и не помню. Ничего особенного. Тогда гомосексуальные союзы уже перестали вызывать острую реакцию. Случись наш роман несколькими годами ранее, этому быстро положили бы конец — слишком высок был риск шантажа. А так они ограничились тем, что расспросили меня про работу и коллег. Выпытывали, патриот ли я и как отношусь к США, демократии, коммунистам и все в таком же духе. Я так понимаю, они уже обо мне все знали из какого-то своего источника. Но обращались со мной вполне уважительно и вежливо. Так сказать, убийцы в бархатных перчатках. «Мы за тобой следим, дружок. Начнешь дурить — мигом подведем электроды к яйцам, не успеешь и пикнуть». — Вествуд рассмеялся. — Ну, или что-то в этом роде. В общем, я понял их намек.

Наверное, они и Хардкасла так же обрабатывали, подумал Бэнкс. Особенно после того, как узнали, что у того уже были проблемы с полицией.

— А чем вы занимаетесь?

— Я архитектор. В тот момент работал на небольшую фирму, сейчас — сам себе хозяин. Творю у себя дома, потому вам и удалось меня застать. Не то чтобы я был завален заказами. Я в последнее время очень разборчивый. Но вообще-то я счастливец — мне не нужно горбатиться в офисе с утра до вечера. К тому же я человек экономный, и за все эти годы мне удалось скопить солидную сумму, а часть доходов очень удачно вложить. В общем, несмотря на кризис, мне удается жить с комфортом.

— После расставания с Лоуренсом его коллеги больше к вам не захаживали?

— Нет. Видимо, более не был им интересен.

— Вы что-нибудь слышали о мужчине по имени Феннер? Джулиан Феннер.

— Нет, кажется, нет.

— А о супружеской чете по фамилии Таунсенд?

— Нет, их я тоже не знаю.

Бэнкс показал ему фотографию Сильберта и неизвестного мужчины возле дома на Чарльз-лейн, но Вествуд лишь ахнул, увидев свою старую любовь, и покачал головой — спутника Лоуренса он не знал.

— Вы можете ответить мне на один вопрос? — спросил Вествуд.

— Попробую.

— Откуда вы вообще обо мне узнали?

— Эдвина рассказала. К тому же в сейфе мистера Сильберта мы нашли ваши старые письма.

— О, понятно… гм… как вы думаете, после того, как все это закончится, можно я их…

— Я постараюсь, чтобы письма вернулись к вам, — сказал Бэнкс. В правом глазу Вествуда сверкнула слезинка. Бэнкс не думал, что сможет вытянуть из него что-нибудь еще. Если Вествуд и знал Феннера или Таунсендов, то, скорее всего, под другими именами. Такие люди меняют имена чаще, чем некоторые — нижнее белье.

Допив кофе, Бэнкс поблагодарил Вествуда и встал.

Чертовня какая-то. Каждый раз, когда он рассчитывал, что хоть на шажок приблизится к пониманию Лоуренса Сильберта или Марка Хардкасла, в результате оказывался все дальше. Он гонялся за неуловимыми тенями.

— Они ждут нас в учительской, — сообщила Уинсом, когда Энни подошла к главному входу в Иствейлскую школу.

Ученики, с воплями носившиеся по коридорам, притормаживали и с любопытством их разглядывали — в особенности Уинсом. Вслед неслись смешки и восхищенный свист.