Всё помнят города

На ней была короткая юбка, белая с чёрным ремнём на талии, и облегающий топ, чёрный, с белой шнуровкой на оголённой спине. Волосы у неё были мелированы во всю длину по последней моде и собраны в два хвоста, один – с чёрной резинкой, а другой – с белой. Чёрные босоножки на длинных и тонких шпильках совершенно не сочетались со всем этим образом, но девушка прекрасно держалась на таких каблуках и чувствовала себя в них просто неотразимой.

Вторая, дама постарше, была рыжей, точно лисица, с пышным и длинным хвостом высоко на макушке. Несмотря на стройную фигуру и завидные формы, её красное платье с открытым вырезом смотрелось очень вульгарно, а приятные на первый взгляд черты лица портила глянцевая помада пурпурно-красного цвета.

– Ты кто такая? – спросила она незнакомку.

– Елена, – представилась та.

Зачем она назвала им своё имя?! С другой стороны, теперь его знал и я. Конечно же, как ещё могли звать эту женщину! Елена Прекрасная… Жена Менелая…

Бегущая в их сторону Яна Тройкина, похоже, привлекла внимание девушек. Оставив свою жертву, те поспешили скрыться в толпе.

– Чёрт, – поторопила товарища младшая. – Отвлеки её, встретимся на Калинке.

«Калинкой» мои жители называли небольшой переход под оживлённым перекрёстком трамвайной линии по Калининскому шоссе с проспектом Науки, где сбывали краденое и торговали всем тем, чем нигде торговать не следует. Такое же название носил мой самый бедный район за рекой, состоящий из двухэтажных трущоб и широких, как стены, общаг девятиэтажек. Там царил беспредел, пропадали сумки, шапки и люди, туда не пускали детей и не ходили зазря, без особой надобности.

Стараясь не упустить из виду парня с ножом, майор Тройкина устремилась за ним вглубь толпы, а тот, казалось, прятаться и не собирался. Напротив, он петлял у неё перед носом, смеясь и уводя её от своих подельщиц.

– Зарубежную нечисть в топку! – крикнул он, чем тут же зажёг толпу.

Ах, да! Мои жители знали, о какой «топке» говорил этот парень. На Калинке, недалеко от тюремных стен, есть крематорий, в котором прежде сжигали скот. Он работал ещё в те времена, когда я был селом при СССР и падёж скота становился большой проблемой для моего населения. Сегодня там сжигают умерших заключённых, а также всех тех, кого нашли мёртвыми в какой-нибудь подворотне, не смогли опознать и найти родных. Хотя нередко и родственники умерших дают на это письменное согласие. Среди моих граждан бытует миф, что приговорённых сжигают в этом крематории заживо. Это досужие домыслы, однако длинноволосый парнишка по прозвищу Чёрт эту байку знал, чем и воспользовался, распалив толпу ещё больше.

Елена, тем временем, подала руку той женщине, которой нещадно остригли волосы по бокам, и помогла ей подняться.

– За что они Вас? – участливо спросила она. – Вы их знаете?

– Кто же не знает Анчуту и её отпрыска, Чеслава Беспятова! – ответила та. – У них полулегальный ломбард на Калинке, они – выбиватели долгов, скупщики краденого и известные в городе дебоширы!

– А девушка? – поинтересовалась Елена.

– Вы про Сороку? – догадалась женщина. – Она сирота, цыгане вырастили и всему научили. Опасная личность, несмотря на свой юный возраст. Сейчас руководит здесь попрошайками и карманниками, может быть кем-то ещё. А в детстве сама кошельки для цыган таскала и деньги выпрашивала.

– Ну, с ними понятно – беспредельшики, – вздохнула Елена. – А Вы-то, чем перешли им дорогу?

Она с сочувствием поглядела на неровно остриженные волосы женщины, которые, наверняка, обошлись в хорошую сумму и, сняв с себя палантин, предложила ей. Та была тронута таким жестом.

– Я Вам его верну, – обещала она. – Скажите, где Вы живёте, или работаете…

– Признаться, пока нигде, – смутилась Елена. – Остановлюсь в гостинице, я ведь только приехала. Сорвалась, как была, самой до сих пор не верится. Знаете, как бывает – живёшь, планируешь отпуск на полгода вперёд, и вдруг… Всё в одночасье меняется и тебе хочется поскорее проснуться.

– Знакомо, – с пониманием кивнула ей собеседница, обматывая голову палантином. – Мне вообще выпало вот, переехать в другую страну. Моя мать – гречанка, я выросла с ней в Афинах. А здесь у меня отец, он русский, Василий Стражников. Слышали, может быть? Главврач многопрофильной детской больницы. Меня заведующей устроил к себе, в отделение травмы. Вам если работа нужна, приходите к нам, санитаркой.

– Можно и санитаркой, – пожала плечами Елена. – Хотя, вообще-то, я фельдшер…

Её собеседница высоко подняла свои тонкие угловатые брови.

– И Вы молчали! – воскликнула она. – В моём отделении одна смена без медсестры, там дежурный врач сам градусники у детей собирает, ставит уколы… Ни санитарок, ни медсестёр в смене нет! Вас бы к нему на выручку, он человек грубоватый, но очень ответственный, наш Олег Евгеньевич.

Достав из кармана ручку, женщина быстро подобрала с земли истоптанный мятый плакат, оторвала уголок и на нём написала телефон и адрес больницы.

– В кадрах скажите, к Стражниковой, – пояснила она, протянув Елене клочок бумаги. – Это я, Гордея Васильевна. Завтра с утра буду Вас ждать.