Все прекрасное началось потом

Через несколько минут тебе принесли заказ. Ты заметил, что люди за соседними столиками едят то же самое. А потом ты заметил, что и за стеклянной витриной все блюда одинаковые.

Детей в ресторанчике не было, и ты удивлялся – с чего бы так.

Ресторанчик был частью табачной лавки – туда ты и направился со своим хозяйственным пакетом, после того как перекусил. В лавке все выглядело изящно, даже ее владелец с зачесанными назад седыми волосами, отливавшими в свете ламп.

Хотя ты бросил курить еще в больнице, ты купил несколько пачек сигарет, потому что они тоже были красивые. Сдачу тебе передали не из рук в руки, а ты взял ее из хромированной пепельницы.

Когда ты собрался уходить, дорогу тебе перекрыл какой-то мужчина. Он встал между тобой и дверью.

– Синьор, – сказал он.

Ты взглянул на него – и крепче сжал свой пакет.

Мужчина держал в руках несколько лотерейных билетов и карандаш.

Когда ты провел одну черточку, он показал, где нужно сделать следующую. Когда ты перечеркнул все, что нужно, мужчина поднес билет к своим глазам – на некотором удалении.

– У иностранцев легкая рука, – объяснил он.

Ты гулял по городу целый час, а потом заглянул в лавку, торговавшую распятиями, – думал воспользоваться уборной. В лавке были выставлены сотни крестов всевозможных расцветок, хотя на многих из них лики Иисуса хранили одинаковое выражение.

Управляющий сказал:

– Если вам нужно в уборную, сперва купите распятие.

– Но мне негде его повесить, – ответил ты.

Управляющий пожал плечами.

– Мне правда нужно в туалет, а покупать фигурку, прибитую к деревяшке, без надобности.

– Покиньте лавку, пожалуйста, – сказал управляющий.

Тут подоспел весь местный персонал.

– Я заплачу, – сказал ты.

– Тогда купите что-нибудь с образом Иисуса, – настаивал на своем управляющий. – А туалет вон там, за теми стенами.

– Думаю, мне все же лучше уйти.

Ты вышел из лавки и справил малую нужду, спрятавшись за ближайшими мусорными баками. В узком проходе за баками громоздился черный мусорный мешок – на нем стояла пишущая машинка. Ты подошел к ней и нажал на две-три клавиши. Потом прихватил ее под мышку и был таков.

Легким шагом ты двинулся в центр города, разглядывая рисунок на одной из купленных тобой пачек сигарет.

Тут ты заметил шайку подростков, поглядывавших на тебя из парка через улицу. Ты обратил на них внимание еще раньше, когда выходил из ресторанчика. Ты глянул на свой пакет с деньгами. Откуда они прознали? А потом подумал – может, все дело в пишущей машинке. Ты решил бросить ее и убраться прочь.

Пройдя пару кварталов, ты оглянулся посмотреть, не увязались ли подростки за тобой. Позади их как будто не было, но не успел ты подумать, что потерял их из вида, как они вдруг возникли прямо перед тобой – сбившиеся в кучку мальчишки в потертых джинсах, как в сцене из «Вестсайдской истории»[54].

Ты не стал дожидаться, когда они на тебя нападут, – развернулся и пустился наутек, свернув на какую-то узкую улочку. В конце ее маячил широкий проход на другую улицу, просторную и красивую, и очень богатую, – на таких улицах обычно не грабят.

Оглянувшись через плечо, ты увидел, как двое из тех мальчишек выскочили на твою узкую улочку, и мигом шмыгнул в ближайший магазинчик. Пронзительно дзинькнул колокольчик.

В магазинчике не было ни души, зато там стоял дивный аромат – как будто кто-то давил грейпфруты. В свете ламп мерцали манекены в металлического цвета одеждах.

К тебе подошла какая-то женщина. Родинка над губой придавала ее рту необычный вид.

– Мне нужна одежда. – Ты раскрыл свой пакет, держа его за одну ручку. – Да, и еще, вы принимаете фунты стерлингов? Ваши деньги у меня закончились.

Женщина заглянула в пакет.

– Кажется, принимаем, – сказала она.

И спросила, не желаю ли я на время расстаться с пишущей машинкой, чтобы кое-что примерить.

Спустя три часа – после того как позвали штатного портного и он что-то где-то подшил и перешил, – ты вышел из магазинчика в двубортном темно-синем костюме и небесно-голубой рубашке поло.

Портной отсоветовал тебе носить деньги в целлофановом пакете и помог подобрать черный портфель из крокодиловой кожи, слегка пахшей мятой.

В парикмахерской по соседству тебя подстригли и побрили. На стенах парикмахерской висели фотографии покойных кинозвезд. Парикмахер был совсем дряхлый старичок – он то и дело заходил тебе за спину и каждые пять минут постукивал обо что-то ложкой.

Побродив еще с час по улицам Милана, ты остановился перевести дух на улице под названием Виа Па-ломба. Она была уставлена прилавками-витринами с флаконами мужской парфюмерии – и ты вспомнил Джорджа.

А чуть погодя ты почувствовал, как на тебя накатывают безнадега и усталость, и решил отправиться обратно в аэропорт. Портфель у тебя был просто неподъемный: ведь в него поместилась еще и пишущая машинка.

Путь до аэропорта на такси занял час. Ехать было тяжко: таксист не захотел открыть окно, а ты слишком обессилел – и просить его не стал.

Поспешив к выходу на перрон, ты застал ближайший рейс.

Рейс 522 Alitalia[55] приземлился в аэропорту Ла-Гуцардиа, в Нью-Йорке, точно по расписанию.