Все приключения мушкетеров

В то время, когда офицер рассматривал миледи, она со своей стороны пожирала его глазами. Но хотя эта женщина проницательным взглядом своим привыкла читать в сердце людей, которых тайны ей нужно было узнать, на этот раз она встретила лицо такое бесстрастное, что ровно ничего не открыла, Офицер этот был 25 или 26-ти лет от роду; его лицо было белое со светло-голубыми немного впалыми глазами, губы тонкие, неподвижно правильные, выдавшийся подбородок его показывал силу воли, которая в простонародном британском типе означает упрямство, лоб высокий, как у поэтов, энтузиастов и солдат, волосы короткие и редкие, прекрасного темно-каштанового цвета, как и борода, покрывавшая нижнюю часть лица его.

Была уже ночь, когда вошли в гавань. Туман увеличивал темноту и образовал около маяков и береговых фонарей круги, похожие на те, какие окружают луну перед наступлением дождливого времени. Воздух был сырой и холодный.

Миледи, как ни была крепка здоровьем, почувствовала дрожь.

Офицер спросил вещи миледи, велел отнести багаж ее в лодку, и когда это было исполнено, он пригласил и ее сойти туда, подав ей руку.

Миледи посмотрела на него и не решалась сойти.

– Кто вы, милостивый государь? – спросила она, – и отчего вы так добры, что принимаете во мне особенное участие?

– Вы видите по моему мундиру, миледи, что я офицер английского флота, – отвечал молодой человек.

– Разве офицеры английского флота имеют обыкновение услуживать своим соотечественницам, пристающим в каком-нибудь порте Великобритании, и простирают любезность свою даже до того, что провожают их на берег?

– Да, миледи, не из учтивости, а из предосторожности: у нас есть обыкновение во время войны провожать иностранцев в известную гостиницу, где они остаются под надзором правительства до тех пор, пока о них соберут точные сведения.

Эти слова сказаны были с чрезвычайною вежливостью и с совершенным спокойствием, но они не убедили миледи.

– Но я не иностранка, – сказала она самым чистым английским языком, меня зовут леди Клерик и эта мера….

– Эта мера общая для всех, миледи, и вы напрасно будете стараться избавиться от нее.

– В таком случае я пойду с вами.

И приняв руку офицера, она начала спускаться по лестнице, внизу которой ожидала ее лодка.

Большой плащ постлан был в лодке; офицер пригласил ее сесть на плащ и сел возле нее.

– Гребите, – сказал он матросам.

Восемь гребцов опустили весла разом и лодка, казалось, летела по поверхности воды.

Через пять минут пристали к берегу.

Офицер вскочил на берег и предложил руку миледи.

Карета ожидала их.

– Эта карета для нас? – спросила миледи.

– Да, миледи, – отвечал офицер.

– Значит, гостиница неблизко.

– На другом конце города.

– Поедем! – сказала миледи.

Она села в карету. Офицер посмотрел, чтобы чемоданы были крепко привязаны сзади кареты, потом занял место возле миледи и затворил дверцу.

Кучеру не было отдано никакого приказания, куда ехать, но он тотчас пустил лошадей в галоп, и карета покатилась по улицам.

Такой странный прием должен был заставить миледи задуматься; видя, что молодой офицер вовсе не расположен был начинать разговора, она легла в угол кареты и перебирала все возможные предположения, какие приходили ей в голову.

Спустя четверть часа, удивляясь, что карета так долго не останавливалась, она наклонилась к дверцам, чтоб посмотреть, куда ее везли.

Домов уже не видно было, в темноте мелькали только деревья, как большие черные привидения.

Миледи вздрогнула.

– Мы уже за городом? – спросила она.

Офицер молчал.

– Предупреждаю вас, что я не поеду дальше, если вы не скажете мне, куда вы меня везете.

На эту угрозу не было никакого ответа.

– Это уже слишком! – вскричала миледи: – помогите! помогите!

Никто не отвечал на крик ее; карета продолжала катиться с прежней быстротой: офицер был нем как статуя.

Миледи посмотрела на офицера; лице ее приняло страшное выражение, которое для нее было довольно обыкновенно и редко не производило своего действия; глаза ее сверкали в темноте от гнева.

Офицер оставался неподвижен.

Миледи хотела отворить дверцу и выскочить.

– Берегитесь, миледи, – сказал он хладнокровно: – вы убьетесь.

Миледи опять села, дрожа от гнева; офицер наклонился, взглянул на нее и, казалось, был удивлен при виде этого лица, прежде столь прекрасного, теперь искаженного злобой до того, что оно сделалось почти отвратительным. Лукавая женщина поняла, что она вредила сама себе, выказывая состояние души своей; черты лица ее прояснились, и она сказала жалобным голосом:

– Ради Бога, скажите мне, кому я должна приписать делаемое мне насилие: вам или вашему правительству, или какому-нибудь врагу?

– Вам не делают никакого насилия, миледи; все это есть только мера предосторожности, которую мы обязаны принимать со всеми приезжающими в Англию.

– В таком случае вы меня не знаете?

– Я в первый раз имею честь вас видеть.

– И, скажите по совести, вы не имеете никакой причины ненавидеть меня?

– Клянусь вам, никакой.

В голосе его было столько простоты, хладнокровия, даже нежности, что миледи успокоилась.