Все привидения просыпаются в Петербурге

— Вот мы и остались с тобой одни. — Люся начала говорить вслух ламинированной фотографии Игоря на заснеженной могиле и положила ему букет красных гвоздик. — Как жаль, что я больше не могу к тебе прикоснуться, поцеловать тебя. К сожалению, здесь кладбище уже пустое, все души давно распределены… и с тобой мне не пообщаться, как я привыкла. Что тебе рассказать… у меня всё хорошо. Лучше тебя мужчину пока не встретила. Даже если и встречу, он никогда не заменит тебя и того чувства, что ты мне подарил. Окрылённость… — Люся глубоко вздохнула. — Мне, конечно, встречаются мужчины, но они все какие-то странные, им всем подавай себя на блюдечке с голубой каёмочкой. Никто ещё не позволил ситуации идти так, как она идёт. Все пытались ускорить процесс удовлетворения своих физических потребностей. Но чтобы позволить вспыхнуть искре между людьми и дать начать страсти пылать ярко — этого никто ещё не позволял. А с Сашей я больше не вижусь. Он мог мне сразу правду сказать, а не издеваться надо мной. Он ещё встретит свою женщину. Я уверена. А вот с тобой… Я бы встречалась и может быть была бы счастлива. Но пока…

— Не но пока, а пока! Говорю же, закрываемся! Оглохла что ли? — нервно хрипел сторож.

— Прощай Игорь. Встретимся в другой жизни. Смотри, не опоздай! — сказала Люся, помахав рукой фотографии Игоря, и вышла из кладбища, могила Игоря была как раз возле выхода из него.

* * *

— Почему всё так? Антонина Ивановна? — расспрашивала её Люся, когда приехала домой уже в свою отремонтированную квартиру.

— Девонька моя. А кто сказал, что будет легко? И что теперь, из-за того, кого уже нет, хоронить свою личную жизнь? Тебе ещё тридцати даже нет, а ты уже плачешь по тому, кого уже не вернёшь! Ты должна отпустить прошлое и дать войти своему будущему в твоё настоящее! Если из живых никого не слушаешь, меня хотя бы послушай!

— Но я никого уже не смогу полюбить так, как его! — плакала Люся.

— Сможешь. Поезжай на вокзал и купи себе билеты на море. Поезжай! — предложила ей Антонина Ивановна, когда гладила её по голове.

— Но куда? И с кем я поеду? Мне некого с собой брать!

— А ты приезжай завтра на вокзал и узнаешь! — Антонина Ивановна растворилась в воздухе, оставив ей загадку.

На следующее утро Люся стояла уже у касс на Московском вокзале. Народу даже зимой много, скоро же Новый год!

Пока очередь медленно продвигалась, Люся заметила у дверей кассового зала маленького пушистого чёрного котёнка, который переминался от холода с лапки на лапку и жалобно хрипло мяукал. У Люси сердце сжалось и она тихо подошла к пушистому чёрному комочку, аккуратно взяла его на руки и посмотрела в его запачканные слизью глаза.

— Ну что, обормот маленький? Поедем домой! Лучше плед у меня на кровати будешь топтать, чем здесь на холоде переминаться. — Люся положила его в боковой карман своего чёрного зимнего пальто и уехала на такси с вокзала домой, по пути заглянув в зоомагазин и продуктовый.

* * *

— Тьфу ты. Я надеялась, ты мужчину домой приведёшь, а не эту чертовщинку! — возмутилась Антонина Ивановна, скрестив руки на груди, когда смотрела, как Люся мыла котёнка в ванной.

— Тогда надо было меня в аэропорт отправлять, чтобы я на море билеты купила, а не на вокзал.

— Ну у тебя самой голова есть?

— У меня и голова есть, и сердце есть. Именно оно мне и подсказало взять малыша домой. — объяснила Люся.

Котёнок посмотрел на дверь добрыми глазами и зашипел.

— Тьфу ты, оно ещё и шипит на меня!

— Не бойся, Обормот, она тебя не укусит. — гладила Люся котёнка мокрыми руками.

— Не укусит, конечно. Мне ещё во рту шерсти не хватало. — возмутилась Антонина Ивановна и удалилась уже в Люсину комнату.

Когда Люся принесла на кровать котёнка, завёрнутого в белое полотенце, Антонина Ивановна стояла у окна и ворчала на появление пушистого комочка в доме. Она никогда не заводила домашних животных, а тут после её смерти в её бывшей квартире появилось что-то маленькое и мохнатое, плюс ещё кошачий лоток в туалете.

— Всё, Люся. Я не готова жить с этим, как ты его там назвала… Обормотом. Я ухожу. — и Антонина Ивановна взмахнула руками, от ветра которых всколыхнулись белые занавески с мохнатыми висюльками у пола. Обормот как увидел их движение, неуклюже спрыгнул с кровати, чтобы охотиться за ними. Чёрными лапками он перебирал каждую мохнатую висюльку, кусал её зубами, снова держал в лапах и игрался с ней. Антонина Ивановна не смогла сдержать смеха от умиления. Обормот, почуяв странные ветровые волны, было попятился назад, поскользнулся на полу, упал, потом снова увидел интересные висюльки на занавесках, его зрачки расширились, он прижался к полу, прижал свои маленькие чёрные ушки, начал двигать попкой и шевелить хвостиком в разные стороны, потом как напал на висюльки, что игриво мотались в разные стороны! И опять начал резвиться с ними. Антонина Ивановна снова залилась смехом и села на кровать. К ней вдруг подбежал Обормот, торопливо вскарабкиваясь по пледу, и стал рядом с ней нюхать место, где она сидела. После успокоился, лёг возле неё, стал вылизываться, зевнул широко и уснул, свернувшись в клубочек.