Вряд ли нужно пояснять, что маргинальный социум был находкой для большевиков. Маргиналы их не просто поддержали — они стали для них главной питательной средой, откуда рекрутировались кадры «большевиков и прочих» (так в «Чевенгуре» у А. Платонова), от руководящего звена до рядовых бойцов. Именно здесь, в маргинальной стихии, идея революционного, насильственного переустройства мира нашла своих паладинов, своих фанатических последователей, готовых взойти за нее на крест или послать туда других — кто не согласен.
Взгляните на «знакомые все лица» — на уральских большевиков, отправивших «в штаб Духонина» царскую семью. Федор Лукоянов и Ян Цвикке (Родионов) — студенты, отрекшиеся от великого студенческого братства (помните, как гордо именовал себя московским студентом булгаковский профессор Преображенский и с каким вызовом, рискуя попасть под расстрел, носил на Соловках запретную студенческую фуражку Дмитрий Сергеевич Лихачев?). Николай Толмачев и Борис Дидковский — интеллигенты, порвавшие с контрреволюционной кастой. Рейнгольд Берзин и уже упоминавшийся Цвикке–Родионов — латыши, отрекшиеся от своей исторической родины во имя пресловутой мировой революции. Яков Юровский, Филипп Голощекин, Леонид и Пинхус Вайнеры — евреи, отошедшие от еврейства (об этом писал сам Юровский). Воистину, в буквальном смысле слова: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…»
И так по всей стране. Все порвавшие со средой — под красным стягом. Как в «Хождении по мукам» А. Толстого: Рощин — бывший офицер, Красильников — бывший солдат, Лева Задов — бывший артист…. Все «бывшие». Все — за левых. И все стреляют: «Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в святую Русь!».
Самый многочисленный и сыгравший кардинальную роль в истории гражданской войны отряд — это отряд маргиналов, это полупролетарская масса осевших в городах вчерашних крестьян. Слой этот начал расти в пореформенную эпоху. Быстрое разложение феодальных отношений и столь же быстрое развитие промышленности гнали в города все новых и новых рекрутов Великой индустриализации. Они становились рабочими, но рабочими в первом или втором поколениях, не порывавшими с крестьянством ни экономически, ни психологически. Вспомните, как описаны такие полушахтеры–полухуторяне в «Разгроме» А. Фадеева.
Они несли с собой в город особую субкультуру — ту, что позднее социологи назовут культурой посада (или предместья: «Они восстали из предместий» — так и напишет о них впоследствии М. Волошин). Многие из черт этой субкультуры оказались чрезвычайно живучими в советскую эпоху. Так, неоднократно констатировалось исследователями, что, к примеру, коммунальный быт или, скажем, старушечьи посиделки во дворе, превращающиеся для обитателей этого двора в натуральную полицию нравов, — не что иное, как уродливо трансформировавшиеся в условиях города черты сельско–общинных норм поведения. Кстати, нечто подобное довольно часто встречается в XX веке и за пределами России — в странах, где происходят схожие процессы (например, в Латинской Америке, что четко зафиксировано послевоенной латино–американской литературой магического реализма).
Как известно, Урал — край традиционно промышленный и рабочий. То, что заводы на Урале строились с петровских времен, привело к тому, что рабочий класс здесь стал потомственным, с психологией мастеров, зачастую владеющих семейными производственными секретами и передающих их по наследству. Рекомендую всем желающим обратиться в Нижнетагильский краеведческий музей — там материала на эту тему, что называется, залежи: из этой демидовской вотчины вышли десятки талантливых инженеров, механиков, изобретателей (среди них — создатели первого российского паровоза Ефим и Мирон Черепановы и изобретатель первого велосипеда Ефим Артамонов), а также династия художников и граверов Худояровых. Квалификация таких рабочих (они гордо называли себя мастеровыми) была чрезвычайно высокой, и в пореформенную эпоху ей стал соответствовать и уровень жизни: очень советую опять-таки посмотреть в том же Нижнетагильском музее зал быта рабочих — весьма впечатляющее зрелище в смысле достатка!
Уральские рабочие вообще, в отличие от своих собратьев из Центральной России, отнюдь не были пролетариями, которым нечего терять, кроме своих цепей. Уральцы, все без исключения, имели дома, приусадебные участки, земельные угодья — то есть сохраняли в себе некоторые черты крестьянства. Именно это привело их к конфликту с большевиками, так как последние вовсю старались сделать из уральских мастеров хрестоматийных пролетариев. Коммунисты не только отбирали у рабочих землю и недвижимость, но даже запрещали им ловить в заводском пруду рыбу. Дескать, знай, быдло, свой станок! А остальное тебе не обязательно…
Рабочие Урала создали не только мощную промышленность, но и оригинальный и богатейший фольклор. По части представительности жанров и по художественности народное творчество нашего края — одно из самых полных в России.