Все против всех

— Зато дети и внуки их остались, и помнят правление наше, а москвичей зело не любят, и ножи булатные на них до сих пор точат. Меня ведь Бориска лукавый из Риги потому и вытянул, когда муж мой король Магнус помер, что удел Старицкий пообещал возвратить. Сказал, что замуж могу выйти, а сын мой, если рожу его, князем удельным станет. Али от дочери младшей, Евдокии Ольденбург, наследник будет — тоже Старицкий князь по праву полному станет, самовластцем на землях родовых.

— У тебя дочери? Где они?

— На погосте плямяшки твои, братик. Машу у людей верных оставила в замке, да померла она в горячке, мне отписали. Дуню сюда привезла — ее, как и меня насильно постригли и отравили здесь. Мыслю, по Борисовому приказу, ибо он за царя Федора распоряжался всеми делами. Опасны мы для него тем, что на трон претендовать могли, что на московскую шапку Мономаха, что на ливонскую корону — вот он и сговорился с королями. Тем ведь смерть наша выгодна — вот и заплатили ляхи со свеями за дело злое.

Преображение «сестрицы» Ивана уже не удивляло — все эти долгие годы женщина просто прятала под монашеским одеянием злость, жажду мщения и неимоверную властность с честолюбием.

— Потому в монастырь меня и упек, чтобы Старицу не отдавать, лиходей. Но ты, слава господу, живой остался, и теперь царь Василий закрутится, как уж под вилами. Ведь стоит тебе в Старицу приехать, как воевод царских изгонят живо, и тебе присягу дадут. Грамотка то Иоанна Васильевича, прадеда твоего, в ларце тайном лежит, батюшка многое успел спрятать, а верные люди до сих пор хранят, ибо бога чтят, и крест на том целовали. И меня признают — токмо из монастыря этого вырваться.

— Говорю же тебе — деньги нужны и войско! Любые права только тогда чего-то стоят, когда письмена реальной силой подкреплены!

— Умница ты мой, братик любимый, настоящим правителем станешь, и выи заставишь согнуть всех недругов наших. Деньги найдем, есть у меня малость — царь Федор Иоаннович дал мне на кормление село Лежнево с деревеньками, что у города Шуи — отобрал у князей Шуйских. Монастырь я там построила, деньги на кормление даю. И скоплено за долгие годы две тысячи рублей без малого, у людей моих хранятся — трое всего верных и осталось. Каждый свою часть хранит, если один изменит, богатством прельстившись, то у двух других в ларях серебро останется. А ныне нет им пока нужды мне измену учинять, а теперь тем паче верность хранить будут. И деньги все до копеечки привезут, и холопов ратных своих приведут. Есть у тебя и войско немалое, а станет еще больше!

От горячечных слов «сестрицы» Иван оторопел — сказанное являлось бредом, но таковой безумной вдовствующая королева Мария Ливонская явно не являлась. И верить ей следовало…

Глава 21

— Старицкие и Одоевские последние удельные князья были, — Мария обняла его за шею, и шептала прямо в ухо. И тут Иван понял, что женщина боится, что их могут подслушать. А если подсматривают, то ничего крамольного не увидят — сестра обнимает брата после долгой разлуки, так поступили бы многие, все естественно и объяснимо.

— Дядьку нашего по матери Никиту Романовича казнили люто, с людьми его, вот только сыновей пожалели, не опасны они. Сделали служилыми князьями, но Никитовичи хорошо помнят, что были удельными самовластцами. И нас поддержат обязательно, а у них боевых холопов у каждого по сотне, а то и больше. Царь Федор, чтобы вину отца загладить, а потом царь Борис им вотчины богатые оставил, и в самом Одоеве и Новосиле також. А потому сыны боярские у них есть, а у тех свои кмети — и все под княжеским началом служат. Я братьям нашим сродным отпишу немедля, оба в Москве сейчас, Шуйских поддерживают. Не любы они им, но самозванец страшнее — от него гиль и смута расползается по земле.

— А как их звать-то, Маша?

— Как и тебя, только одного Большим зовут, а младшего Меньшим, а вот старший Михайло уже помер. Их города сейчас за самозванцем, что в Тушино лагерем встал, но царских людей побили или изгнали, а воеводами там дворяне, что им тайком пишут и ждут возвращения в родовой удел. А без твоего признания им его не вернуть — ты права на удел не лишен, а они давно служилые князья, подручники царские.

Иван мгновенно оценил все перспективы альянса — и политического, и родственного, ведь как ни крути он князьям Одоевским двоюродный брат. И поддерживая его, они защищают свои собственные интересы. Ведь если ему возвратят удел, то и им придется — как жертвам политических репрессий, выражаясь современным языков. А ведь Одоев и Новосиль немаленький такой кусок земли, рядом с Тулой, бывал в тех местах, пусть и в другом времени. Гораздо южнее, отсюда до Одоева триста верст будет, а до Новосиля все четыреста, и это по прямой линии, с «кругалями» по тракту полтысячи «кэмэ» наберется, никак не меньше.

Орловская область не бедное почвой Подмосковье, там жирные черноземы идут сплошной полосой, и намного теплее — кукуруза и подсолнечник большие урожаи собирать можно, всю страну прокормить легко.