Все ради тебя (СИ)

— Когда-нибудь она пройдет, — отвечаю тихо, а губы так и горят, — Невозможно любить незнакомца вечно, Адам. И когда-нибудь я стану по-настоящему свободной, клянусь. Сейчас я возвращаюсь, и, наверно, вернусь еще, но это время тоже кончится. Однажды я не посмотрю на тебя лишний раз. Потом проигнорирую сообщение и не буду об этом жалеть. Искренне. Потом не услышу звонок. А потом настанет день, когда я не захочу ехать к тебе, видеть тебя, обнимать, касаться…Тогда я стану свободной. Тогда моя любовь умрет, оставив за собой лишь шрамы, но и они пройдут. Все проходит, если не питать, а то, что ты даешь…мне этого уже мало.

Адам хмурится слегка, глаза — дыры; в них плещется снова столько всего…но это правда. Прости, малыш. Это правда…

— Однажды… — проглатываю сухую таблетку, — Я встречу другого мужчину, и он не будет тобой, но это не значит, что будет плохим. Он не будет меня обижать. Он никогда не скажет, что трахать кого-то — это не измена, потому что не захочет никого, кроме меня. И он будет любить меня. По-другому, так как ты не можешь. Честно и открыто — вот что случится однажды, Адам. Я в это верю. И тогда я улыбнусь, может, даже посмеюсь, ведь думала, что этот мужчина — ты. Но это не так. Знаешь почему? Ты будешь и дальше греть свои тайны, страшась вытащить их на свет, чтобы не дай бог кто-то тебя не осудил! Твой эгоизм и дальше будет на первом месте. Ты никогда его не переступишь. А это не та любовь, которую я достойна.

Бросаю на него взгляд, но сразу увожу, потому что мне больнее оттого, что я вижу перед собой. Каким его вижу. Потерянным. Убитым. Одиноким. Напуганным. Загнанным зверем, раненным…

Но как же я? Где я в этой истории? Герда, которая продолжает бежать по льду босая? Или Герда, которая наконец-то думает о себе?

Резко распахиваю дверь, и солнце бьет прямо в глаза. Щурюсь. Ты всегда щуришься, выходя на свет, после кромешной тьмы. Ну или когда понимаешь, что иногда нужно выбирать себя, а не того, кто никогда не поставит тебя на первое место.

— Оставайся в своей тьме со своими тайнами, Адам. С меня хватит…

«Тебя не отпустит, если это судьба»

Лиза

Всю дорогу до дома я рыдаю безжалостно и горестно. Лежа на заднем сидении, с привычным сопровождением — Ваха крутит баранку молча. Наверно, привык. Это не впервые. За тринадцать долгих месяцев он столько раз видел мои слезы, что впору, наверно, платить, как личной жилетке. Пусть он никогда не реагирует, пусть и делает вид, что ничего не происходит, но его тихое присутствие как-то облегчает. Наверно.

Но сегодня многое меняется…слова, которые надо было сказать раньше — сказаны; солнце, которое я так долго не замечала — светит и греет. А моя жилетка в какой-то момент обретает человечность и тихо говорит на светофоре примерно за пару кварталов от дома.

— Я знаю, что он может быть мудаком.

Удивляюсь.

Хмурюсь.

Поднимаю глаза, но он не оборачивается. Пальцем только постукивает по рулю, будто ничего не говорил. Но он еще не закончил!

Вздыхает тяжело…

— Мои слова, наверно, и смысла не имеют, но мне сложно смотреть на то, как…рушится что-то, что впервые имеет значение.

— Все уже рухнуло. Скоро у тебя не будет необходимости участвовать в этой драме… — сопротивляюсь неуверенно, он хмыкает.

— Вы же здесь, Лиза. Значит, еще не все потеряно.

Теперь хмыкаю я. Очень хочется сказать что-то ядовитое, но я не успеваю — продолжает, легко тронув машину с места.

— Я много его женщин видел. Очень много. Но это все другое, а вы…Знаете, я когда впервые вас увидел, сразу понял, что вы станете его женой.

— То есть рогатой идиоткой, которая должна будет делить своего мужа с множеством женщин? — яд все-таки выплескивается наружу, — Скажи, Ваха, у меня на лице было написано, да? Что я идиотка?

Мягко усмехается, только горько как-то одновременно…

— Не это на вашем лице написано.

— А что тогда?

— Что любить вас будет.

Смешок рвется и из моей груди, но перед глазами быстро встают слезы. Я закрываю лицо ладошками, еле дышу, а он вздыхает.

— Знал, что будет непросто. С ним уже давно непросто… вы мне, наверно, не поверите? Адам другим был. Когда-то он совсем другим был…

— Мне это должно как-то помочь?

— Вы же здесь. Значит, хотите, чтобы помогло хоть что-то…

— Я…

— Он скрывал свои…интрижки.

Пиздец.

Усмехаюсь зло, цежу.

— И?! Мне легче должно стать от этой информации?!

— Вы не понимаете, Лиза. В их мире такое не скрывают. Любовниц заводят, чтобы ими хвастаться. Адам — держал все за семью печатями. Он не хотел, чтобы кто-то знал. Заставлял их подписывать контракты.

— Я все еще не улавливаю твоей мысли, Ваха.

— Она простая: он не хотел вас унижать. Спросите у кого угодно, вам каждый скажет, что уверен в его верности.

— Я спрашиваю у тебя. Ну? Он был мне верен?

Вижу, как поджимает губы. Я еще раз усмехаюсь.

— Видишь, как просто?

— Он никогда не брал машины, на которых ездите Вы. Он никогда их не приближал. Никогда не возил в рестораны, никогда не возил по магазинам. Ни в коем случае — к вам в дом. Все было покрыто тайной. Быстро и грязно.