Все ради тебя (СИ)

Еще один упертый баран! Я сжимаю с силой кулаки, сажусь, проделываю дыру в затылке, но что сказать? Наорать? Нахамить? Смысл? Просто отвожу взгляд. Мне недолго здесь осталось — в этой проклятой тачке, где от кожи пахнет им…

Голова болит.

— Вы знаете, каким он был раньше?

— Боже…пожалуйста…— прикрываю глаза от внезапно накатившей боли в затылке, — Замолчи…

— Он был другим, — настырно продолжает, — Пока не стал притворяться тем, кем вы его знаете.

— И каким же?!

— Стальным, серьезным. Будто ничто пробить его не может, но это не так. Вы когда-нибудь задавались вопросом, что происходит в его командировках? Чем он занимается на самом деле?

Хмурюсь.

— И там тоже море шлюх?

— Никаких шлюх. Только если моральных.

Хмурюсь сильнее…

— Что это…значит?

— Узнайте, что он делал в командировках. Держите в голове, что он…человек чувствительный. Да вы и сами знаете, даже если сопротивляетесь. У него душа не такая, как у Натана Альбертовича или Сая Натановича. Они отчасти виноваты…они. Поставили его на эту должность! Свалили все на его плечи! Они…

Слышу, как трещит кожа, хмурюсь сильнее.

— Что за загадки, Ваха?

— Просто…узнайте. Вы поймете, когда узнаете…

— Почему ты просто не можешь мне сказать?

Машина останавливается рядом с моим домом.

— Мы уже приехали.

Понятно. Очередные тайны, здрасте. Хмыкаю, открываю дверь, но проигнорировать физически не могу. Бросаю…

— Мне надоело уже, Ваха. Пытаться что-то выяснять, а встречать стену.

— Тут стену не встретишь. Факты — вещь упрямая.

Мужчина бросает на меня серьезный взгляд, щурится слегка, а потом понижает голос.

— Брак — это сложно, Елизавета Андреевна. Принято, что мужчина для женщины скала, и это правильно. Он был вашей скалой все эти годы. От многого вас защищал, берег, но мужчина… в действительности-то не скала. Понимаете?

Понимаю.

— Думаешь, я не пыталась? — шепчу в ответ, он хмыкает.

— Никогда Адам не скажет вам прямо, ему стыдно. Он ненавидит свою слабость, потому что думает, что если он слабый, то не тянет. Отец — его ориентир, брат тоже, а они не слабые. И он пытается. Только копает себе могилу…

— И я что могу?

— Я вам уже сказал. Не ждите его, сами делайте. Знаете, как говорят? И в горе и в радости. А знаете, как еще говорят? Мужчина от внешнего мира — скала, женщина внутри скала. Союз таких людей, которые друг друга прикрывать будут там, где слабо — он никогда не рухнет.

— А я не прикрывала?

— Вы пытались, но вы молоды, Елизавета, и не знали, как правильно. Я вам подсказываю: узнайте, что было в его командировках.

Мурашки пробегают по спине, и я выдыхаю как бы невзначай.

— Будут еще подсказки?

Ваха долго на меня смотрит, потом взгляд переводит в лобовое и совсем тихо говорит.

— Узнайте, как он разбил красный мустанг.

***

После того как в мою квартиру вторглись, я, конечно же, сменила зону дислокации. Просто из вредности, если честно, ведь понимала: если Адам захочет войти, он войдет. Но это неважно! Я хотела его зацепить, показать, что не рада его появлению, поэтому сняла другую квартиру. Поближе к земле. Всего на пятнадцатом этаже элитного комплекса с крутой охраной. Кстати, она была больше похожа на квартиру, чем на бордель.

Приличного вида холл. Белый. С яркими лампами и глянцевой, мраморной плиткой. Большой коридор — кухня. Тоже светлая. С французскими окнами, диванчиком — очень уютно. Также здесь было несколько спален, которые я планировала приспособить под гостевую и кабинет.

Но я сейчас о планах не думаю.

В голове крутится загадка про командировки. Особенно мигает красный мустанг. Адам рассказывал, что он разбил его, но очень «вскользь». Никаких деталей. Потом еще дергался, нервничал, если я пыталась вникнуть.

Но мне какое дело?!

Закатываю глаза. Внутри — досада. Мне все еще больно. Тяжелый разговор на плечах стальными руками давит к полу.

Думай о себе. Сейчас думай о себе…

Слышу шум. Хмурюсь, вглядываясь вглубь квартиры. Показалось? Да нет! Еще чего! На кухне кто-то гремит сковородками.

Что за хрень?!

Медленно присаживаюсь и хватаю железную ложку для обуви. Крадусь. Еле ступаю! А потом выпрыгиваю из-за угла, чтобы застать врасплох!

— НА!

Визг долбит по перепонкам.

— Твою мать! — ору, со злости откидываю ложку на пол, — Ты что тут делаешь?!

Паша стоит, держится за грудь. Голый по пояс, морда опухла — красота.

Пару мгновений лупит в меня глазами, потом выдыхает и цыкает громко.

— Завтрак готовлю!

— Я…ты…боже!

Рычу от злости, сталкиваюсь взглядом с Глебом, который с интересом за мной наблюдает.

Так. Спокойно. Ты взрослая уже.

— Спрашивать, как ты попал в мою квартиру — смысл имеет вообще?!

— А спрашивать, где ты таскалась всю ночь — смысл имеет? — передразнивает сволочь!

Закатываю глаза.

— Я в душ.

— Есть будешь? — кричит в спину, но есть я не хочу.

Сдохнуть хочу.

— Нет!

— А я гренки мучу! Уверена?!

Мне хочется послать его на три буквы вместе с его гренками, но я только дверью хлопаю.

Две недели спустя

Это были самые ужасные две недели моей жизни. Ну или почти.