Все разбитые осколки

Не знаю почему, но я не ожидала ни удара, ни второго, пока моя голова не отлетела в сторону от силы ее пощечины, разбив губу. Едва я пришла в себя, как получила еще. Она ударила внешней стороной ладони, поэтому ее костлявые костяшки пальцев первыми соприкоснулись с кожей, задев настолько, что я почувствовала, как кровь стекает с моей губы на подбородок.

Она ударила меня в последний раз, на этот раз по скуле, которая вспыхнула от боли. Я знала, что кольца, которые она носила, прорезали щеку.

Я старалась не показывать эмоций, вместо этого перевела взгляд на Джека, который наблюдал за всем этим с радостью на лице. Вот тогда я и поняла это…

Мой отец был не единственным, кто мог помочь.

Я могла бы продать свою душу самому дьяволу, и это было бы лучше, чем… чем позволить этим людям победить. Я лучше рискну там, чем здесь. Это всегда будет моей слабостью, моей уязвимостью, и дать это кому-либо, кроме этих людей, было бы подарком. Я всегда проигрывала, но это не значило, что Мария или Джек должны были что-то от меня получить.

Я расправляю плечи и встречаюсь взглядом с Марией.

— Я не буду этого делать.

— Прости, что?

— Забирай квартиру. Забирай деньги, мне все равно. Но я этого не сделаю.

Было очень много поставлено на карту. Я рассчитывала на то, что произойдет нечто, чего я не смогла предвидеть, но Атлас был прав: я не могу позволить этим людям победить.

Кровь прилила к моей коже, боль затмила мои мысли, но я справлюсь с этим, оставив все позади.

— Брака не будет. Никакого переезда. Я не дам вам того, чего вы хотите. Ни одному из вас. Вы можете пойти к черту, мне плевать. Вы не получите меня.

Мария смеется, находя юмор в моих словах, недооценивая, насколько серьезна я была сейчас.

— Пойдем, Джек, — она отходит от меня. — Пусть Эмери разберется со своими вещами, машина заберет ее в пять, как и просили. Она будет у тебя к вечеру.

Я хочу стереть самодовольство с ее лица.

Они искренне верили, что я это сделаю, несмотря на мои слова. Нет. Нет, я бы не стала.

Я быстро собираю сумку, хватаю ноутбук, ключи и все остальные вещи, связанные с приютом, и вызываю такси. Моя машина стояла в гараже под многоквартирным домом, но она была куплена на деньги моего отца. Я запомнила адрес Атласа и назвала его водителю, забираясь на заднее сиденье, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд, который пожилой мужчина бросает на меня, рассматривая раны на моем лице.

У меня не было номера телефона Атласа, но я должна была надеяться, что он будет дома, когда я приеду. Иначе мне пришлось бы ждать его, пока он не появится, а затем мне пришлось бы просить его о помощи, даже если для этого мне нужно будет встать на колени.

Глава 17

◦●◉Атлас◉●◦

Я открываю дверь, глаза расширяются при виде Эмери на моем пороге. Ее взгляд немного дикий, одежда странно сидит на нее теле, но мой взгляд прикован к крови на ее лице, к синякам, которые темнеет под скулой и губой. Мое сердце падает, а затем начинает биться быстрее, колотясь в груди, как бой тысячи боевых барабанов, и ярость, которая ослепляет, поглощает каждую мою мысль.

Я задерживаю дыхание, считая в голове в надежде контролировать свой гнев, и протягиваю руку вперед, обхватив большую сумку, которую она держит, а затем осторожно вношу ее внутрь, мое самообладание висит на волоске.

— Оставайся здесь, — мой голос не выдает смертельную бурю, начинающуюся внутри меня. — Я вернусь.

— Это был не Джек, — она шепчет.

Моя голова поднимается, я снова осматриваю ее раны, засохшая кровь находится на ее лице. Я предположил, что это сделал он.

— Тогда кто? Кто, черт возьми, тебя обидел, светлячок?

— Твоя мать.

Мои глаза закрываются.

— Мне нужна твоя помощь, Атлас, — говорит она так тихо, что почти шепотом. — Пожалуйста. Я не хочу этого делать.

Мести придется подождать. Правосудию придется подождать.

Я бросаю сумку, беру ее трясущиеся руки и прижимаю к своей груди. Казалось, она сдерживала свои эмоции до этой минуты, потому что рыдания, которые она испускает, сокрушают меня. Я обхватываю ее затылок, и она крепко держит меня, а ее тело дрожит от слез. Медленно я опускаю ее на землю, притягиваю к себе на колени и просто держу, пока ее рыдания не утихнут и она не сделает глубокий вдох.

— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне, что произошло, дорогая. Поделись мне.

— Приют, — шепчет она. — Он принадлежал моей матери. Это было дело ее жизни, ее мечта и миссия — помогать животным, это все, о чем она заботилась, кроме меня. Она была такой хорошей и доброй. У нее была эта аура, понимаешь? Она могла уговорить кого угодно помочь, она собрала для приюта столько спонсоров, что мы расширили его за пять лет, и наши показатели успеха в усыновлении… — она замолкает. — Когда она умерла, я взяла на себя всю ответственность. Я всегда там работала. И я не хотела, чтобы оно досталось кому-то другому, поскольку оно всегда должно было принадлежать мне. Я люблю его так же сильно, как и моя мать.

Я молчу, слушая, как она говорит. Я знал, что она работала в приюте, как много это для нее значило, но какое отношение это имеет к ее нынешней ситуации?