Все сказки Гауфа

Скоро я был во Флоренции, где проживал тайно, как только можно было; но мой план был очень затруднён положением, в котором находились мои враги. Старый флорентиец сделался губернатором и, таким образом, имел в руках все средства погубить меня при самом ничтожном подозрении. Мне пришёл на помощь случай. Однажды вечером я увидел, что по улицам идёт человек в знакомой ливрее. Его нетвёрдая походка, мрачный взгляд и вполголоса произносимые итальянские ругательства позволили мне узнать слугу флорентийца, старого Пьетро, которого я знал уже в Александрии. Я не сомневался, что он сердит на своего господина, и решил воспользоваться его настроением. Он, по-видимому, был очень поражён, увидев меня здесь, и стал жаловаться мне на своё горе, что ни в чём не может больше угодить своему господину, с тех пор как он стал губернатором. Моё золото, при поддержке его гнева, скоро склонило его на мою сторону. Теперь самое трудное было устранено, я нанял человека, который во всякий час открывал мне двери моего врага, и вот мой план мести созревал всё быстрее. Мне казалось, что жизнь старого флорентийца имеет слишком ничтожное значение сравнительно с гибелью моего дома. Он должен был видеть убитым своё самое любимое существо, а это была его дочь Бианка. Ведь это она совершила с моим братом такое постыдное злодеяние, ведь всё-таки она была главной причиной нашего несчастья. Моему сердцу, жаждавшему мести, было даже очень желанным известие, что именно в это время Бианка хочет во второй раз выйти замуж. Было решено, что она должна умереть. Но для самого меня это дело было страшно, а силам Пьетро я тоже слишком мало доверял; поэтому мы стали высматривать человека, который мог бы исполнить это. Среди флорентийцев я никого не решался нанять, потому что против губернатора никто не предпринял бы ничего подобного. Тогда Пьетро пришёл в голову план, который я впоследствии привёл в исполнение; вместе с тем он предложил тебя, самого подходящего как иностранца и врача. Ход дела ты знаешь. Моё предприятие разбивалось, по-видимому, только о твою чересчур большую осторожность и честность. Поэтому нужен был случай с плащом.

Пьетро открыл нам калитку у дворца губернатора. Он же и вывел бы нас, если бы мы не убежали, испуганные ужасным зрелищем, которое представилось нам через щель в двери. Гонимый ужасом и раскаянием, я убежал больше чем на двести шагов, пока не упал на церковной паперти. Там только я опять опомнился, и моей первой мыслью был ты и твоя страшная участь, если тебя найдут в доме.

Я пробрался к дворцу, но не мог найти никакого следа ни от Пьетро, ни от тебя. Калитка была отворена – таким образом я стал по крайней мере надеяться, что ты мог бы воспользоваться удобным случаем к бегству.

Но когда наступил день, страх быть открытым и непреодолимое чувство раскаяния уже не позволили мне оставаться в стенах Флоренции. Я поспешил в Рим. Представь себе моё смущение, когда через несколько дней везде стали рассказывать эту историю, прибавляя, что убийцу, греческого врача, поймали. Я вернулся во Флоренцию с боязливым опасением; ведь если уже раньше моя месть казалась мне слишком сильной, то теперь я проклинал её, потому что для меня она была слишком дорого куплена твоей жизнью. Я приехал в тот самый день, который лишил тебя руки.

Я умолчу о том, что я чувствовал, когда видел, как ты входишь на эшафот и так мужественно страдаешь. Но в то время, когда твоя кровь лилась ручьём, во мне утвердилось решение усладить тебе остальные дни твоей жизни. Что произошло дальше – ты знаешь. Мне остаётся только ещё сказать, зачем я совершал с тобой это путешествие.

Как тяжёлое бремя, меня угнетала мысль, что ты мне всё ещё не простил; поэтому я решил прожить с тобой много дней и наконец отдать тебе отчёт о том, что я сделал с тобой.

Грек молча выслушал своего гостя. Когда гость окончил, он с кротким взглядом подал ему правую руку.

– Я хорошо знал, что ты должен быть несчастнее меня, потому что тот ужасный поступок, как тёмная туча, будет вечно омрачать твои дни. Я прощаю тебя от всего сердца! Но позволь мне ещё один вопрос: как ты попал под этой внешностью в пустыню? Что ты предпринял, купив мне в Константинополе дом?