Все сказки Гауфа

– С удовольствием, вон оно стоит! – со смехом воскликнул цирюльник, а его посетители, которым он должен был брить бороды, тоже громко засмеялись. – Вы красивый малый, стройный и тонкий, шейка как у лебедя, ручки как у королевы, и вздёрнутый носик, красивее которого нельзя видеть. Правда, поэтому вы немного тщеславны, но всё-таки посмотрите на себя; пусть обо мне не говорят, что я из зависти не дал вам смотреть в моё зеркало.

Так сказал цирюльник, и цирюльню огласил смех, похожий на ржание. А малютка между тем встал перед зеркалом и посмотрел на себя. На глазах у него выступили слезы.

«Да, таким ты, конечно, не могла узнать своего Якоба, милая матушка, – сказал он сам себе. – Он имел не такой вид в те счастливые дни, когда ты любила гордиться им перед людьми!»

Его глаза сделались маленькими, как у свиньи, нос стал огромным и свешивался ниже рта и подбородка, шея была как будто совершенно отнята, потому что голова сидела глубоко в плечах, и только с очень сильной болью он мог поворачивать ее направо и налево. Его тело было ещё таким же, как семь лет тому назад, когда ему было двенадцать лет, но тогда как другие с двенадцатого до двадцатого года растут в вышину, он рос в ширину, спина и грудь сильно выгнулись и имели вид маленького, но очень туго набитого мешка. Это толстое туловище сидело на маленьких, слабых ножках, которые, казалось, выросли не для этой тяжести. Зато тем больше были руки, висевшие на его туловище. Они были величиной, как у вполне взрослого человека, кисти рук были грубы и буро-жёлтого цвета, пальцы длинны и паукообразны, и когда он совершенно вытягивал их, то мог не нагибаясь доставать ими до земли.

Такой вид имел маленький Якоб – он превратился в уродливого карлика!

Теперь он вспомнил и то утро, когда старуха подошла к корзинам его матери. Всё, что он тогда ругал в ней, длинный нос, безобразные пальцы, всё она приворожила ему, кроме только длинной дрожащей шеи.

– Ну, принц, теперь вы вдоволь нагляделись? – сказал цирюльник, подходя к нему и со смехом осматривая его. – Право, если бы захотелось увидеть во сне что-нибудь подобное, такого смешного никому не могло бы представиться. Однако я хочу сделать вам одно предложение, маленький человек. Хотя мою цирюльню хорошо посещают, но всё же с недавнего времени не так, как я желаю. Это происходит потому, что мой сосед, цирюльник Шаум, где-то разыскал великана, который у него приманивает в дом посетителей. Ну, быть великаном совсем не штука, а таким человечком, как вы, – да, это уж другое дело! Поступайте ко мне на службу, маленький человек. У вас будет квартира, еда, питье, одежда, у вас будет всё. За это вы будете становиться утром у моих дверей и приглашать публику заходить, вы будете взбивать мыльную пену, подавать посетителям полотенце, и будьте уверены, что при этом нам обоим будет хорошо! У меня будет больше посетителей, чем у того цирюльника с великаном, и каждый охотно даст вам ещё на чай.

Малютка внутренне был возмущён предложением служить для цирюльника приманкой. Но разве он не должен был терпеливо перенести это оскорбление? Поэтому он совершенно спокойно сказал цирюльнику, что для такой службы у него нет времени, и пошёл дальше.

Хотя злая старуха изуродовала его наружность, однако она ничего не могла сделать с его рассудком.

Это он хорошо сознавал, ведь он думал и чувствовал уже не так, как семь лет тому назад, нет, ему казалось, что в этот промежуток времени он стал умнее, рассудительнее. Он горевал не о своей утраченной красоте, не об этой уродливой наружности, а только о том, что его, как собаку, гонят от отцовской двери. Поэтому он решил сделать у матери ещё одну, последнюю попытку.

Он пошёл к ней на рынок и попросил её спокойно выслушать его. Он напомнил ей о том дне, когда он пошёл со старухой, напомнил ей о всех отдельных случаях своего детства, потом рассказал ей, как он семь лет прослужил у феи белкой и как она превратила его, потому что тогда он бранил её. Жена сапожника не знала, что ей думать. Всё, что он рассказывал ей о своём детстве, было верно, но когда он стал говорить о том, что в течение семи лет был белкой, она сказала:

– Это невозможно и фей не существует!

Когда же она взглянула на него, то почувствовала отвращение к уродливому карлику и не поверила, чтобы это мог быть её сын. Наконец она сочла самым лучшим поговорить об этом с мужем. Поэтому она собрала свои корзины и велела ему идти с ней. Вот они пришли к лавке сапожника.

– Посмотри-ка, – сказала она ему, – вот этот человек уверяет, что он наш пропавший Якоб. Он рассказал мне всё: как его семь лет тому назад украли у нас и как его заколдовала фея.

– Как? – с гневом прервал её сапожник. – Это он рассказал тебе? Постой, негодяй! Только час тому назад я всё рассказал ему, а теперь он идёт дурачить тебя этим! Ты заколдован, сынок? Постой же, я тебя опять расколдую!

При этом он взял пучок только что нарезанных им ремней, подскочил к малютке и ударил его по горбатой спине и по длинным рукам, так что малютка закричал от боли и с плачем убежал.