Все схвачено

– А вы повнимательней его документы прочитайте… ну, хотя бы те, что у меня лежат. Он там, хороший человек, как на ладошке. Он игрок, Генерал. Просто очень устал. Надоело. Он же один этот воз тащил. А сейчас я вроде бы присоединился. Думаю, что мои ребята, которые в тамошней Конторе кукуют, тоже не откажутся… А Гумбольдт – хороший человек, поверьте бывшему инженеру человеческих душ. Сущность-то свою куда он денет? Вылезет – не остановишь. Не трогайте его…

– Поживем-увидим… С женой хотя бы попрощайтесь. Что вы ей соврете?

– Почему совру? Командировка у меня. Спец. Хочет – пусть проверяет у Командира. Я его предупрежу… Но уж и вас прошу слезно: объясните ему, что я не беглец с государственного поста, а жертва фискальных органов. То есть вас персонально.

– Объясню, – засмеялся Генерал. – До встречи, Легат. Вас подвезти?

– Машину у меня пока не отобрали. Ваше дело – чтоб и дальше не отбирали.

– А вы игрок, Легат, – с явным уважением прозвучал голос.

– Я даже в «дурака» не умею. Чему и научился чуть-чуть, так это игре с людьми. Или в людей – как нравится… До встречи, Генерал. Да, кабинетик и помощника пока не забирайте, ладно? Вдруг да пригодятся еще… – и аккуратно уложил трубку.

Потом вызвал означенного помощника, терпеливо сидящего в приемной, отдал ему папки с документами. Попрощался.

Сел в машину и поехал домой. Встать завтра собирался рано.

14

Утром и впрямь встал несправедливо рано. Несправедливо для себя любимого. Но уходить, как Легат читал в излишне художественной литературе, надо на рассвете. Рассвет он, естественно, проспал: шесть утра – это не для белого человека, а вот девять – самое оно.

Сумку он собрал, как посоветовал Гумбольдт в одном из читанных вчера документов: сложил туда все цивильное. Джинсы класть не стал, хотя в семидесятом джинсы уже вовсю имели место. Но были все же атрибутом некой элиты, в магазинах, как ныне, масштабно не продавались. Их надо было доставать. Забытый, к слову, термин…

Взял брюки, пару спортивных маек – без наглых надписей на груди, пару рубашек, легкие черные мокасины, годные как для улицы, так и для визитов в какое-либо присутствие, если повезет. И тоже поэтому – пиджак и даже галстук. А сам оделся по-походному – для подземелий Столицы. Сумку, как и Гумбольдт, собирался схоронить где-нибудь рядом с дверями в тоннель.

Написал жене записку: «Улетел в командировку. Буду дня через три. Целую». Немногословно, но информация – вся.

Машину не вызывал, чтоб водитель не видел, как он лезет на территорию замершей стройки через дыру в заборе. Поднял руку, тут же частник подрулил и за вменяемую сумму довез до дыры безо всякого любопытства.

А далее все было уже более-менее знакомо. Даже дорога до ворот заняла в этот раз чуть более часа. Опыт – сын ошибок трудных… Под орлом переоделся, рабочую одежду спрятал в сумку, а саму сумку отнес метров за пять от ворот – в темноту. Взял портфель, открыл двери, прошел на причал, закрыл двери, сел на корточки под сорокаваттной лампой и стал ждать Харона.

Но приплыл, как ни странно, не Харон.

Буквально через несколько быстрых минут к причалу подлетел маленький речной катерок и давешний капитан, который в прошлый раз первым встретил нежданную диггерскую троицу, звонко крикнул, не заглушая движок:

– С прибытием, господин Легат. Заждались вас…

В прошлый раз в тоннеле никто не орал, практически шепотом переговаривались. А тут Легат с приятным удивлением послушал вполне достойное эхо.

А как только Легат умостился в катерке, капитан прямо на месте развернул его и погнал на всех возможных оборотах к причалу. А там был Харон, тоже радостно улыбающийся. А на набережной стоял черный отечественный автомобиль. И Легат, влекомый борзым капитаном, не поручкавшись толком с Хароном, уже сидел на протокольном заднем сиденье и смотрел в окно на всегда родную Столицу.

К Конторе домчались минут за пять. Ну, за шесть максимум. Потому что Столица в этот ранний час и давний год была прекрасно свободной и просторной – не чета той, где вольно правил Городской Голова, который, нельзя исключить, сильно любил по горло забитые машинами улицы и проспекты.

Каждому свое…

Они миновали Большой Открытый бассейн, вольготно расплывшийся на месте Главного Нового Храма, который, когда он был Старым, сначала снесли старые же комиссары в пыльных шлемах, а потом совсем новые комиссары в чистых шляпах в начале девяностых решили, что – все, приплыли, нужно восстанавливать Храм. И восстановили. Новодел, справедливо считал Легат, но, коли честно, ему не претило.

Присмотрелся, привык. Старого-то он не видел. А в бассейне плавал, было…

Перед Крепостью ушли наверх – к Государственной Библиотеке, в девичестве – имени Отца Революции, потом промчались мимо Конного Двора, мимо тоже еще не порушенной гостиницы «Столица», оставили по левую руку давно обжившийся на площади Друга Детей универмаг «Детский праздник» и прямиком причалили к знакомому подъезду Конторы.