Все сложно

— Да, конечно. Что мне будет? Пойдём ко всем. Глядишь, и узнаем, что там у нашей дочери за сюрпризы.

Моему голосу явно недостаёт красок, но мне плевать. Я прохожу в гостиную, где полно народу. Котька, завидев меня, вскакивает со своего места в кресле и несётся, чтобы обнять. У неё уже немного отросли волосы. Их даже смогли подстричь и уложить в короткую стильную причёску, которая Котьке не очень идёт.

— Наконец-то, мам! Где ты ходишь?

— Привет. По какому случаю сходка?

— Ну-у-у, — Котька оборачивается, находит взглядом Олега и будто бы между делом бросает: — Давай, расскажи сам!

— Да Александра Ивановна уже в курсе.

— В курсе чего?

— Помните, я вам говорил о том, что мне предложили работу?

— Да, да, что-то такое припоминаю.

— Я думал, что предложение снято из-за того, что я не смог приехать на собеседование, но оказалось, что нет. В компании вошли в моё положение.

— Мы переезжаем в Нью-Йорк! — орёт Котька, и гости, до этого занятого своими делами, начинают свистеть, хлопать и выкрикивать поздравления.

— Да! Уже на этой неделе мы освободим твою комнату! Ты рада? Скажи, мамуль!

— На этой неделе, — в который раз повторяю за дочкой, как если бы это могло помочь мне уложить сказанное в голове.

— Ты не рада? — удивляется Котька, широко распахнув глаза. Я качаю головой, отвожу взгляд и натыкаюсь на внимательный взгляд Олега. Он как будто колеблется, а это совершенно точно не то, что мне нужно.

— Нет, что ты. Я просто боюсь. Не рано ли? А вдруг… вдруг тебе понадобится консультация или…

— Мам, тебе же сказали — я совершенно здорова. Терять ещё один год — нет смысла. Я могла бы пойти учиться уже с этого семестра. Ты же знаешь, там такая система. К тому же Олега итак слишком долго ждали.

— Ясно. Ну, тогда в добрый путь. Кажется, так говорят?

Котька улыбается. Трясёт головой и опять бросается меня обнимать.

— Олег, ты тоже иди к нам! Давайте все обнимемся.

Олег подходит и закидывает нам с Котькой руки на плечи. Я превращаюсь в камень под его горячими пальцами.

— Ты уже сказал отцу, что уходишь? — интересуюсь, когда это всё, наконец, прекращается.

— Да, он в курсе.

— Ладно. Я ненадолго отлучусь. Мне надо…

Надо как-то собраться. Осталось ещё чуть-чуть. Скоро они уедут, и мне не придётся больше носить эти маски. На летней террасе, куда я выхожу раздетой, ужасно холодно. Стужа пробирается под тонкое платье, ползёт вверх по рукам и ногам и концентрируется в области сердца. Но кожа почему-то горит. Я сгребаю с парапета свежевыпавший снег, плотно сжимаю и веду получившимся снежком по шее и дальше — по щеке к виску.

— Мне будет не хватать тебя, — слышу за спиной.

— Не надо, Олег. Это лишнее.

— И всё же я хочу сказать.

— Сказал. Теперь можешь возвращаться к жене.

— Если бы не ты, я бы не пережил этого, слышишь? Ни в чём себя не вини. Пожалуйста, Саша. Мне невыносимо думать, что тебе плохо. Что я в этом виноват… Ты самая лучшая мать из всех, что я знаю.

Я киваю. Он пятится к выходу и выходит за дверь.

— Чтобы ты сказал, если бы узнал, как я поступила с нашим ребенком? Что бы ты сказал, мальчик? — тихо-тихо шепчу я в ночь, а после сползаю по стене на промерзший, усыпанный снегом пол и хохочу… хохочу так горько! Но не проходит и пары секунд, как кто-то меня вздергивает на ноги.

— Встань! Совсем спятила — рассиживать на холодном?

В отблесках света, льющегося из окон, лицо Победного выглядит хищным, почти демоническим. Откуда он здесь? Как давно? Мы застываем нос к носу. Я выдыхаю, он носом шумно втягивает кислород. Что он слышал? Что понял? А впрочем, какая разница?..

— Спасибо. Мне действительно лучше вернуться.

Меня бьёт крупной дрожью так, что челюсти лязгают.

— Дура! — орёт. Почему он орёт?!

— Дура… — киваю. — Я буду у себя. Ты тут уж сам с гостями разберись, ладно? Я устала. Я так чертовски устала, что просто не могу…

Пошатываясь, как пьяная, иду к себе. Шум в квартире бесит, но я-то понимаю, что совсем скоро в ней вымрут все звуки, и поэтому не спешу от него избавляться совсем. Хотя, конечно, можно было бы просто надеть беруши.

Оставшееся до отъезда детей время я просто отстранённо наблюдаю за тем, как из моего дома, из моей жизни уходит всё то, что наполняло эти слова хоть какой-то сутью. Олег выходит из всех проектов отца, кладёт заявление на стол и тем самым отрезает себе пути к отступлению. Он выглядит озабоченным, но счастливым. А ещё очень-очень уверенным в том, что делает. Котька… последние дни не вылезает от психотерапевта. Уж не знаю, что они обсуждают, но моя девочка становится как будто спокойней. И уже не извиняется каждый раз за то, как себя вела, когда болезнь её изменила. Как и я, Котька всё еще не до конца верит в своё исцеление. Часто я замечаю, как она перебирает бумажки с последними результатами анализов, ставшими якорем, не позволяющим страху сорвать её с места и унести с собой.