Все случилось летом

Юстина опять швырнула камень — вниз, на дорогу, и он мягко шлепнулся в песок. «И зачем я все это рассказываю?» — подумал Каспар, чувствуя, что произошло что-то такое, чего никак уж не поправить. Он пожалел, что начался этот разговор, но что сказано, то сказано, не зачеркнешь, не уничтожишь. Предчувствие говорило, конец близок, конец всему, и он хотел предотвратить его, сделать что-то такое, чтобы опять стало хорошо. Ведь вокруг все было, как прежде, — светила луна, шумели пороги, через реку тянулись тени. Только на горизонте, где догорал вчерашний закат, небо насупилось, будто в ожидании ненастья, а на востоке занимался новый день, и верхушки елей казались вырезанными из черной бумаги и наклеенными на край неба.

— Юстина! — тихо позвал он и протянул к ней руку. — Юстина…

Она встала, одернула жакет, пригладила волосы.

— Мне пора, — сказала. — Нет, нет, — поспешила добавить, — одна дойду.

Сделав несколько шагов, она обернулась. Посмотрела туда, где занимался новый день.

— Когда увидела тебя впервые, ты показался мне необычным… Не таким, как все. Но, видно, я ошиблась. Не сердись, Каспар. Ты хороший. Но… лучше нам расстаться. До свидания.

Она отошла. И снова вернулась.

— Когда я буду уезжать, помаши мне на прощанье этой косынкой. — И, сняв с себя полоску легкой розовой ткани, протянула ее Каспару. — Я буду смотреть в окно. И буду знать, что ты еще помнишь обо мне. Это прекрасно. Знать человека короткий миг, а помнить об этом всю жизнь…

Каспар пытался услышать звук ее шагов, но Юстина ушла тихо, даже веточка не хрустнула под ногами. Лесной замок безмолвствовал, погружаясь во мрак, — месяц снова заволакивали фиолетовые тучи. Каспар посмотрел на косынку, скомкал ее и с размаху кинул в черную пропасть. Но она расправилась на лету и, подхваченная предрассветным ветерком, приземлилась тут же, поблизости.

Каспар присел на камень, на тот самый, где сидела Юстина, и закрыл лицо ладонями.

Ночь отступала, бледнели тени, обретали свои краски деревья, вода, дорога, дома. В прибрежном кустарнике несмело вскрикнула птица, на траве, на листьях сверкнули росинки — слезы уходящей ночи. Стало прохладно, одежда была влажной, а ветер крепчал. Только теперь Каспар почувствовал усталость… Он с трудом поднялся и хотел уж было уйти, но тут его взгляд упал на косынку, распластавшуюся на траве. Оставить? Днем придут экскурсанты, может, затопчут, или поднимет какая-нибудь конторщица и будет расхаживать в ней, напоминая Каспару про эту ночь, про человека, который был когда-то близок… Зачем? Пускай останется у него.

Каспар поднял с земли косынку, свернул ее и спрятал в карман.

8

Юстина шла домой, совсем не замечая, что ночь незаметно переходит в день и природа вновь возвращает свои прежние краски и запахи. Юстину одолевали тревожные предчувствия — будто над ней собиралась гроза и вот-вот тучи разразятся ливнем.

Радостно скуля, у калитки ее встретил Джек и проводил до самого порога. Но дверь была заперта, а дом стоял безмолвно, словно крепость. Юстина подошла к окну. Через него можно было проникнуть на кухню, что она и делала не раз, но сегодня и окно оказалось на запоре.

Тогда Юстина присела на пороге, прикрыв голые ноги жакетом. Рядом уселся Джек, положив голову ей на колени. Он махал хвостом, заглядывал в глаза хозяйке.

Со вчерашнего дня Юстина ничего не ела, а дверь была заперта. Но они же знали, что она придет. Хоть и поздно, но придет. Зачем понадобилось запирать окна и двери? Будет скандал, не иначе.

Ну что ж, рано или поздно придется с ними поговорить начистоту. Разве она не видит, что вытворяет отец, не видит, что мать всем глаза намозолила, разъезжая по базарам, бабушка ходит в обносках, хуже нищенки. Все смеются над ними, а значит — и над Юстиной. Потому-то Юстина старалась уйти подальше от людей, на берег Даугавы, в Лунную поляну, которую она себе придумала и которая принадлежит ей одной.

Одной?.. Но почему она не сумела подружиться с Каспаром? Ведь он совсем не похож на ее отца. Пока они мало знали друг друга, все, казалось, шло хорошо, но стоило поговорить как следует…

«Отчего я не такая, как все? — думала Юстина. — Не такая, как Каспар? Для него в жизни все ясно, все само собой разумеется. Может, я просто усложняю, ломаю голову над пустяками, а главного не замечаю?»

На посветлевшем небе неподвижно застыли три маленькие тучки. Они становились все прозрачнее. Сейчас над горизонтом поднимется солнце, и сразу все преобразится, станет привычным, понятным. Тогда, наверно, и она успокоится, освободится от того неуютного чувства, что пришло с ночными тенями, бликами луны в старом парке, с шумом порогов.

Юстина оттолкнула от себя собаку и встала. Надо идти спать, а то, пожалуй, кто-нибудь выйдет из дома, придется прямо сейчас объясняться. Она же пока еще ничего не решила.

Юстина забралась на сеновал и выглянула во двор. Ей показалось, что в окне кухни промелькнула голова бабушки, седая, растрепанная. Наверное, старуха наблюдала за Юстиной, пока та сидела на пороге. А может, подошла к окну, посмотреть, какое утро, ей ведь скоро вставать.