Во сне мне снова является мальчик на дереве. В последнее время он стал приходить чаще. Я спрашиваю, почему, и он говорит, что ждет кого-то. Впервые за все время меня пронзает ледяной страх. Я пытаюсь узнать, кого он ждет, но мальчик не отвечает. На ум почему-то приходит Ханна, и становится жутко. Я уже готова задать новый вопрос, но вдруг чувствую, что на дереве есть кто-то еще. Этот кто-то, больше похожий на тень, сидит на самом конце ветки, но лица я разглядеть не могу. Мальчик встает во весь рост и прыгает в воду, и я слышу, как тень всхлипывает. Этот звук так ужасает меня, что я тоже поднимаюсь на дрожащих ногах и готовлюсь прыгнуть. Уже вот-вот прыгну.
– Тейлор?
Я смотрю на часы. Шесть утра. Возле моей кровати стоит Рафаэлла.
– Бен. Только посмотри, что с ним сделали кадеты.
Они решили пройтись по пальцам, будто знали, чем он дорожит больше всего. Главы его факультета вечно так с ним поступали. Бен – музыкант. Он обожает все, из чего можно извлечь мелодию, и, разумеется, когда кто-то им недоволен, он получает по пальцам. А Бен такой человек, что на него постоянно кто-нибудь злится. Рафаэлла заклеила ему пальцы пластырями. Он не сразу находит в себе силы посмотреть на меня. Я вздрагиваю от увиденного.
Полагаю, вокруг глаза расползется синяк, и еще в ближайшие пару дней Бену будет непросто есть, судя по количеству крови вокруг рта. Рафаэлла приводит его в порядок с ловкостью человека, который занимался этим всю жизнь, и я пытаюсь не отвлекаться от происходящего, но мысли то и дело невольно возвращаются к прерванному сну.
– Значит, ты передал мое предложение, – говорю я.
Он кивает, и даже это движение выглядит болезненно.
– Им оно не понравилось?
– Он хочет вести переговоры с «девчонкой». «Разве не она там командует?» Вот что он сказал. Как я и думал. Помнишь, я предупреждал, что он предпочтет говорить с тобой?
– Значит, он трус, который заставляет своих дуболомов делать грязную работу за него?
– О нет, – отвечает Бен, отталкивая руку Рафаэллы и пытаясь помотать головой. – Он все сделал сам. В этом ему не откажешь. С грязной работой он справляется сам.
Я вижу, что Бен злится.
– Я имею право передавать часть своих дел заместителям, – заявляю я с излишней резкостью.
– Да, знаю. Но ты не передавала дело. Ты избегала встречи с ним, а досталось мне. Ты посмотри на меня. Во мне роста – метр шестьдесят. Я слабак. Я разбираюсь в рыцарских турнирах и играю на скрипке. Жизнь меня к боли не готовила. А вот он – трехметровый бугай.
– Значит, попробуем еще раз и пока что постараемся дать ему то, чего он хочет, – говорит Рафаэлла.
– Мы понятия не имеем, чего он хочет.
– Это произошло на нашей территории или на их?
– Какая разница? В любом случае больно. У них везде капканы. Как будто в отстойном фильме восьмидесятых годов с Чаком Норрисом про вьетнамскую войну.
– Значит, им скучно? – спрашиваю я.
– Так скучно, что их крохотные мозги уже плавятся. Они обнаружили, что здесь не ловит сеть. Поскольку возможности переписываться нет, они будут терроризировать нас. Растяжки стоят через каждый метр. Нужно вызвать Ричарда и других глав факультетов на собрание и напомнить, почему так важны границы. Потому что если кто-то из младших влезет на чужую территорию, будут жертвы, учителя начнут задавать вопросы, а остальные факультеты взбесятся.
– Тогда сегодня пойдем проверять границы.
– Я не пойду!
– Пойдешь, Бен. Ты моя правая рука.
– И ты выбрала меня только потому, что не хотела брать Ричарда. Не воображай, будто я не знаю, что это единственная причина. Меня всегда выбирают не просто так. Знаешь, почему я стал главой факультета? Потому что наш идеальный кандидат уверовал в Иисуса Христа и теперь радостно прихлопывает в такт песенкам в церкви Хиллсонг[4] в Сиднее. И, знаешь, я уже готов к нему присоединиться.
– Тогда возьму Ричарда. Из всей кучки заговорщиков-предателей он самый лучший. Ты не будешь против? – бросаю я, после чего выхожу и хлопаю дверью, гневно топая вниз по лестнице.
Учитель, который замещает Ханну, проводит перекличку с столовой, и все ведут себя так, будто ничего не случилось. Все, кроме меня и Джессы Маккензи. Она сидит на нижней ступеньке в ночнушке с выражением тоски и беспокойства на лице.
– Иди завтракать, – велю ей я.
– Ты пойдешь к Ханне?
– Не твое дело, – бормочу я, хлопая входной дверью.