Я смотрю на пылающий корпус, на окруживших его пожарных. Вырываю список из дрожащих рук Раффи и вижу все-все имена учениц моего факультета, кроме двух. Меня накрывает волной тошноты. Пожалуйста, только не они. Пожалуйста, пусть все будут целы.
– Пойдем-ка отсюда, – доносится до меня голос мисс Моррис. – Тебе вредно дышать дымом.
Но ее голос и лицо тонут в море других голосов и лиц.
Раффи ни секунды не стоит без дела, разговаривая со всеми и рассаживая семиклассниц и восьмиклассниц по машинам, прибывшим из города. Я замечаю маму Сантанджело. Мне хочется вернуться на две недели назад, когда она обзывала сына маленьким засранцем, а мы с Джессой хихикали, наблюдая за организованным беспорядком, царящем в их доме, жалея, что мы в нем посторонние, но в то же время радуясь, что можем в любой момент уйти.
Раффи продолжает всех инструктировать:
– У Джорджины диабет, никакого сахара, утром первым делом инсулин… Сара, а ну надень пластинку, пока не потеряла…
Я вижу Трини, главу Дарлинга. Она не истерит, просто деловито раздает указания. Наши взгляды встречаются, и Трини прикасается ко мне, но я отстраняюсь. Я превратилась в ледяную глыбу. Не хочу ничего чувствовать. Не хочу думать.
– Мы возьмем к себе десятый и одиннадцатый классы, девятый пойдет в Гастингс, – говорит мне она.
Я киваю, Трини кивает в ответ и продолжает заниматься делом.
У меня за спиной Раффи не умолкает:
– …У нее аллергия на пенициллин… И еще им надо написать сочинение по «Я, я и только я». Нужно привести не менее пяти примеров на…
Все раскачивается, то приближаясь, то отдаляясь, и у меня внутри все переворачивается. Потом вдруг появляется Чез и смотрит на меня с такой грустью, а потом замечает Раффи.
– …Никакого арахиса. Арахис для нее яд. Чтобы она его даже не нюхала, понятно?
– Раф, – устало зовет он. И больше ничего. Просто «Раф».
Потом он обнимает ее, и на секунду я слышу абсолютную тишину – эту самую жуткую часть крика, которая предшествует жуткому взрыву горя. И оно вырывается. Он пытается заглушить крик, но я все равно слышу, и мне хочется лишь, чтобы кто-нибудь вколол ей транквилизатор, потому что этот крик пронзает мое сердце.
Я пошатываюсь, глядя, как к нам приближается Сантанджело-старший. Как так случилось, что за пару часов все постарели на тысячу лет?
Он опускается на колени рядом с Раффи.
– Ты уверена, что не видела их? – ласково спрашивает он, пытаясь достучаться до нее через весь этот шум. – Может, их кто-то уже увез в город?
Она снова и снова качает головой.
– Сэл, – в ужасе шепчет она, – они остались в корпусе.
Я встаю и иду туда. Одеяло падает с плеч. Джесса. Хлоя П. Джесса. Хлоя П. Я иду к корпусу. Джесса и Хлоя П. остались в чулане за спальней. Я перехожу на бег. Их имена крутятся у меня в голове, а потом я понимаю, что это не просто мои мысли. Эти два имени вновь и вновь стоном вырываются из моего горла, и мне больно. Джесса и Хлоя П. Я добегаю до пожарных машин. До веранды всего несколько метров.
– Джесса! – кричу я, и отзвук моего собственного надорванного голоса так громко отдается у меня в ушах, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. – Хлоя!
Чьи-то руки пытаются оттащить меня. Это руки Бригадира. Руки Джуда Сканлона. А потом я вижу, как из корпуса выскакивают пожарные и бегут к нам. Слышится оглушительный грохот. Всем остается лишь беспомощно смотреть со стороны. Стекла вылетают из рам, и пламя ревет, словно какое-то чудовище отказывается впускать нас в свое логово.
Я озираюсь. Мир вокруг превращается в черную метель. Я начинаю оседать на землю. Слышу крики: «Хватайте ее!» и «Скорую, срочно!». Мне в рот словно забирается когтистая лапа, пролезает в горло, потом в легкие, сгребает их и выдавливает из меня жизнь, и я не сопротивляюсь, не сопротивляюсь, не могу…
Я сижу на дереве с мальчиком из сна. Здесь мне легко дышится, я счастлива и рассказываю ему, как мне приснился сон, будто я училась в школе возле Джеллико-роуд, вела войну с кадетами и горожанами и проиграла, потому что сдалась предводителю кадетов еще несколько лет назад.
Потом я слышу всхлипы, и мы оба поворачиваемся на звук.
– Откуда он взялся? – спрашиваю я.
Мальчик озадаченно смотрит на меня.
– Это же ты привела его ко мне, Тейлор. Еще несколько недель назад.
– Я?
– Он не хочет выходить, – говорит мальчик, – а я никак не могу к нему подобраться.
Я ползу на звук, все ближе и ближе, и когда до него остается один вдох, протягиваю руку между веток и жду. Кажется, проходит вечность, но наконец он берет меня за руку и втаскивает к себе. Я оказываюсь лицом к лицу с Отшельником, и он плачет:
– Прости меня. Прости меня.
Я понимаю, что он обращается не ко мне, и знаю, что нужно сделать. Я крепко сжимаю его руку и уговариваю вылезти со мной на ветку, где ждет мальчик. Какое-то время мы сидим втроем: мальчик, Отшельник и я. Иногда я слышу, как меня зовут, но отгораживаюсь от этих звуков, потому что сейчас хочу быть только здесь. Мальчик наклоняется ко мне и просит объяснить Отшельнику, что тому не за что просить прощения. Я так и делаю, и тот смотрит на меня с выражением абсолютного счастья на лице.