Все способные держать оружие…

Мишка стоял, придерживаясь за стену. Он был контужен скорее эмоционально, чем физически. Потом, что-то вспомнив, бросился по коридорчику, рванул дверь… Одна из девушек, помладше, неуверенно шагнула за ним.

– Стойте здесь, – велел я и побежал следом. Но Мишка уже выходил обратно, укладывая в рыжую дорожную сумку компактный раухер. За поясом у него торчал вальтер.

– Все в порядке, генерал, – сказал он.

– Это хорошо, – сказал я. – Значит, так: уходим. И очень быстро. Марат, ты остаешься здесь. Встретишь полицию. В качестве «принца». Морочь им головы хотя бы до утра. Понял?

– Да, Пан. А потом?

– Потом отпустишь. Я за это время уведу настоящего.

– Генерал, – сказал Мишка. – И ее. – Он показал на ту, помладше, девушку.

– Нет, – сказал я.

– Она свидетель. Главный свидетель. За ней охота. В общем, один я не пойду.

Ни хрена она не была никакой свидетельницей. О свидетелях не говорят с таким выражением лица. И вообще с таким выражением.

– Хорошо, – сказал я и обернулся к остальным: – Помните: во время налета нас здесь не было. Все остальное было, а нас – нет.

Год 2002. Михаил 28.04. 20 час. Константинополь, гостиница «Семибашенный замок»

… – С собакой, – повторил отец задумчиво; я пересказывал ему то, что сумел запомнить из Петькиного повествования. – Опять собаки… везде собаки… дети и собаки… Ах, жаль парня. Вот это был бы настоящий свидетель…

– А зачем тебе вообще какие-то свидетели? – спросил я. Он тихо высвистал простенькую музыкальную фразу. Из тех, которые постоянно на слуху. При этом он смотрел куда-то мимо меня. Так пристально, что я обернулся и тоже посмотрел туда. Ничего особенного. Просто стена. Панель из ненастоящего дерева.

– Марат не в счет, – сказал он наконец. – Раз он побывал у них в руках, значит – память перестроена. Остальные, о ком мы знаем, – мертвы. Так?

Я вдруг увидел то, чего не видел раньше – хотя бы потому, что увидеть раньше это было абсолютно невозможно. У отца дрожали руки, и он все время сплетал и расплетал пальцы. Он нервничал запредельно.

– Мумине, – вспомнил я. – Она в психушке.

– В которой? – тут же вскинулся отец, не задавая промежуточных вопросов: какая такая Мумине и почему я ее вспомнил. – Впрочем, выясним… Фамилия как?

Фамилию я забыл.

– М-м… Звонить можно?

Он зачем-то посмотрел на часы.

– На карманный телефон?

– Да.

– Какие первые цифры?

Я сказал. Он что-то прикинул в уме.

– Валяй. Но старайся – самыми общими словами. Я набрал номер Саффет-бея. Он отозвался со второго сигнала.

– Алло?

– Это Михаил, – сказал я.

– Рад слышать, эфенди.

– Девушка еще у вас?

– Миша-эфенди, это бестактный вопрос… Да.

– Я хочу спросить у нее фамилию ее сумасшедшей подружки.

– Что? – это был уже Тинин голос. – Миша, это ты?

– Это вполне я. Я забыл фамилию твоей чокнутой подружки. Хочу ей написать. Она секунду соображала.

– А адрес ты помнишь?

– Двести семнадцать три нуля, поселок Мум… -…улица Исмет-заде, тринадцать, Мария Грушевская.

– Грушевская! – «вспомнил» я. – Спасибо тебе!

– Успеха, – хмыкнула Тина. – Только помяни мое слово – она тебя разочарует.

– Меня невозможно разочаровать, – я чмокнул трубку, погасил улыбку и сложил телефон.

– Грушевская? – посмотрел на меня отец.

– Исмет-заде, – поправил я. – Мумине Исмет-заде. Только бы была жива, подумалось вдруг мне. Я ее никогда не видел, за сутки умерли три моих друга, вот-вот могла начаться настоящая война, – а я до боли под горлом желал остаться в живых этой девушке…

– Хитрые вы ребята… – невесело сказал отец. Он опять посмотрел на часы. Видно было, что он нервничает, о чем-то размышляет, что-то высчитывает – и вообще что здесь он присутствует одной десятой своей частью, а девять его десятых – Бог знает где…

– Послушай, – сказал я. -А почему все так сложно? Где твои бойцы, сотрудники, специалисты… хрен, перец? Мне начинает мерещиться, что город захвачен врагами, а ты действуешь в подполье…

– Мерещиться? – он приложил палец к носу. – Да нет, так оно и есть… по большому-то счету. Видишь ли… -. ему явно хотелось выговориться, – кто-то, кого я сейчас никак не называю, уже год целенаправленно работает против нас.