Все способные держать оружие…

В комнате Тины сидела незнакомая девушка. Обе курили что-то чертовски крепкое.

– Это Хельма, – кивнула на нее Тина. – Она тоже там была.

– Тоже?

– Да. Мумине нашлась.

– Жива?

– Она в шоке, – сказала Хельма. Голос, ее дрожал. – Она в полном шоке. Ничего не может сказать. Ее увезли в психушку.

– А вы? – спросил я.

– Я же ничего не видела! По настоящему – ничего. Все случилось уже после встречи…

С полчаса, отвлекаясь, теряя нить и вновь находя, повторяя незначащее и возвращаясь к пропущенному, Хельма рассказывала нам – мне, потому что Тине она это уже рассказала, – что же именно произошло и на самой встрече наследника с членами монархического общества, и сразу после встречи, и потом, ночью…

Наследник прибыл без опоздания, даже чуть раньше назначенного срока, в сопровождении личного секретаря, двух телохранителей и одного из второстепенных помощников губернатора. Он был одет без малейшего намека на официальность: мягкая шелковая рубашка персикового цвета и шелковые же зеленоватые брюки.

Держался очень свободно, раскованно, естественно. Народу собралось человек сто двадцать: в читальном зале библиотеки, где все это происходило, было ровно сто мест, все они были заняты, и еще стояли в проходах. Наследник поблагодарил всех за интерес к идее реставрации монархии. Рассказал о своем первом приезде в Константинополь, тогда Стамбул. Потом еще о чем-то. Аудитория, как всегда, разделилась: те, кому особо интересно, пробирались вперед, прочие оставались сзади. С какого-то момента вокруг наследника собралось плотное кольцо, и уже трудно было расслышать, о чем там говорят. Хельма была как раз из тех, кто вперед не лез. Реставрация ее мало интересовала, но пришла она с парнем, которому это было небезразлично. Потом выступил Стас: как-то чересчур яростно.

Наследник, улыбаясь, сказал, что с выступлением не согласен и что республика как форма правления себя вполне оправдывает, но для ее успешной работы требуются очень четкие законы, расписывающие практически каждый шаг человека; такое государство работает, как хорошо сконструированная и старательно отлаженная машина: то есть бездушно. Монархия же при всех своих несомненных недостатках – одушевлена. И что-то еще он сказал и сел, и тут почему-то все заговорили разом… Потом те, кому все это надоело, стали постепенно расходиться. К половине одиннадцатого осталось человек тридцать пять, может быть, сорок.

Помощник губернатора стал уговаривать наследника заканчивать встречу, время позднее, библиотекари тоже люди и все такое, но тот сказал, что помощника он здесь не задерживает, равно как и тех, кто уже все понял и во всем убедился, – а те, кто хочет общение продолжить, могут это сделать в любом более удобном месте.

Тут библиотекарь сказал, что готов оставаться здесь хоть до утра. Кончилось тем, что помощник губернатора уехал, а наследник предложил сделать небольшой перерыв, чтобы перекусить, а потом собраться снова – здесь же, в библиотеке, или в другом месте, на выбор тех, кто знает лучше. И вот тут мнения разделились, кто-то предложил холл в общежитии, там уютнее и удобнее, кто-то – «Три поросенка»… В результате через полчаса в библиотеку вернулись человек десять, подождали сколько-то времени, потом пошли искать. Не найдя наследника ни в холле, ни в «Поросятах», ни в других предполагаемых местах, решили плюнуть на все.

Собственно, плюнуть решила Хельма, и не столько на наследника, к которому она и без того была вполне равнодушна, сколько на своего парня, за наследником увязавшегося. Она села у фонтана – а это такой перекресток, который трудно миновать, – и предалась нервному созерцанию. Хельма видела, как несколько раз пробежал туда-сюда кто-то из телохранителей, и злорадно подумала, что не она одна осталась в дурах. Потом со стоянки с ненормально диким ревом и визгом выехала машина и умчалась в город. И уже совсем глубокой ночью какие-то дети устроили шумную потасовку на темной боковой аллее…

Хельма уже встала и собралась уходить, когда услышала на той темной аллее странный звук. Она вдруг панически испугалась чего-то и побежала за помощью.

Через несколько минут с двумя полузнакомыми парнями Хельма вернулась на ту аллею. Мумине куда-то ползла. Она была вся растерзана. Глаза ее, широко раскрытые, никого и ничего не видели…

Я слушал, и мне становилось страшно. Бодрячество, явленное лейтенанту Наджибу, быстро испарялось. Было в происходящем что-то от страшилок, которые я так любил слушать в детстве… тянется Синяя Рука… Я когда-то пытался вывести формулу этого детского страха и понял: поведение людей – жертв – обязательно должно быть иррациональным: как у птицы под взглядом змеи. Сидеть и, что-то шепча, ковыряясь под крылом или вытаскивая из земли червячка, ждать, когда тебя заглотят. И не настолько уж однозначно утверждение, что страх парализует. Как бы не наоборот: наивное бездействие генерирует страх.

Я подозреваю, что в этот момент птица просто не видит змею. Неосознанно заставляет себя не видеть. Поэтому занимается простыми делами: шепчет, ковыряется под крылом, вытаскивает из земли червячка…