Все, способные дышать дыхание

Ури Факельман. Да, лядь, откуда б я услышал? Я так думаю, брат мой – железный чувак, я думаю, с ними все хорошо, я скорее про бабушку, брат ее звал-звал с ним жить, мы ее звали-звали с нами жить, но она упрямая очень. Я вообще не знаю, что там как. Я скорее про бабушку чего-то. Я чо-то, знаешь, с этой памятью – я чо-то как мультик все время вижу, как когда мы тут отстреливались сквозь, ну, где птицы, насквозь через клетки, там была такая узкая птица одна, такая красивая – пиздец, она билась-билась, и с нее перья сыпались – прямо розовые и золотые. Я тебе говорю – она пиздец была похожа на бабушку мою. Я чо-то про бабушку в основном.

Надав Нойман. Feel you, man. I'm just saying, you know, if it was totally up to me I'd fucking stay right here, fuck everything. I'm even ready to fuck Bianka, I am, I'll just use two condoms to avoid any pru-u-rvu, God forbid[58].

Оба смеются. Видят Ясю Артельмана с кроликами, по жестам Яси Артельмана понимают, что он чем-то возбужден.

Ури Факельман.

Стал возиться с этими двумя дебилами, представляешь? Кормит их, еще что-то. Артельман такой, всех жалеет. Артельман бы Геббельса пожалел.

Надав Нойман. By the way, Goebbels was an interesting man, you know? Really pathetic. He had a diary, you know? I read his diary, they have published his diary and I read his diary, it's really pathetic, he constantly feels like such a shmuck, constantly trying to make himself feel like he is not a looser. Just saying. Also he never left Berlin, you know. Never left, stayed right there till the very end[59].

Ури Факельман. У меня жила фретка, знаешь? Они такие клевые, умные и чистые, на самом деле, так мой дедушка называл ее «Геббельс» – «как ни ухватишь, всегда извернется», говорил. (Кричит Ясе Артельману): Яси! Как кроликов зовут?

Яся Артельман отмахивается.

Надав Нойман. Is it still far away?[60]

Ури Факельман. Да два шага.

Осторожно спускаются с разбитого деревянного настила.

Ури Факельман. Смотри, смотри, вон!

В густой мутной воде лежит, закрыв глаза, темный шершавый крокодил.

Надав Нойман. Huge shit[61].

Ури Факельман вытаскивает из китбека крошечный кусочек полуразмороженного мяса, насаживает на отломанный отнастила острый кусок доски.

Ури Факельман. Иди сюда, иди сюда…

Крокодил приоткрывает глаза.

Ури Факельман. Ха, живой! Живой, смотри! Иди сюда, иди сюда…

Надав Нойман (держась подальше). They can run like shit, you know[62].

Ури Факельман. Да?

Сбрасывает мясо в воду. Крокодил несколько раз слабо разевает пасть, но мясо не берет. Закрывает глаза.

Ури Факельман. Слабый чо-то совсем. Или раненый, хуй разберешь так.

Подталкивает мясо поближе к крокодилу. Крокодил вяло берет кусок, делает пару движений челюстями.

Ури Факельман. Ха! Ест! Ест! Охуенно! Я кормил крокодила!

Надав Нойман. Cool shit, bro. So, are you gonna feed him all the time now?[63]

Ури Факельман. Да хуй, ему же, наверное, до хрена надо, пятьдесят кило в день, не знаю. А вдруг нас в пятницу не заберут? Я тебе говорю, если нас в пятницу не заберут, я ухожу на хуй пешком, в двенадцать часов, клянусь.

31. Язизá [64]