Всё становится на места (СИ)

Тут дверь большого дома распахивается, и все замирают как по команде. На пороге возникает крупная старуха, одетая в платье из грубого полотна и белый передник. Из всех клыкастых у неё, пожалуй, самые длинные рога, а лапы достают чуть не до колен. Седые волосы заплетены в две косы на висках и ещё в одну — на затылке (она переброшена на грудь). Крючковатый нос низко спускается к выдающемуся подбородку. Глубоко посаженные красноватые глазки озирают всех собравшихся на поляне.

— И что же это тут за безобразие творится, я вас спрашиваю? — громким басом интересуется старуха и бьёт хвостом по косяку двери.

— Так вот, это... — старик слегка съёживается.

— У нас гости! — вопят малыши и пытаются проникнуть в дом, но старуха каждому даёт по лбу ложкой. Малыши охают, смеются и отступают, держась за лбы.

— Ясное дело, что гости, раз уж мы их ждали, — ехидно произносит старуха. — Я ещё из ума не выжила, что бы вы там ни думали. А чего вы так орёте, чтоб вы были счастливы?

— Так это, — почёсывает макушку между рогами старик, — показать хотели им вот это, и то, и...

— Какие же вы у меня умные, — складывает старуха лапы на груди, — какие заботливые да как хорошо придумали, что голодным гостям понравится бродить в потёмках среди деревьев.

— Да, да, — довольно кивает старик.

— Что «да», олух?! — вскипает старуха. — Я кому, чтоб ты был счастлив, говорила: «Веди их скорее сюда к ужину»? Тебе хоть кол на голове чеши, никогда не слушаешь!

— Так ведь они ж спали как умытые! — оправдывается старик. — Мы вот только пришли!

— Ага! — скалит зубы старуха. — Устроил тут непонятно чего, теперь люди подумают, что мы гостей встречать не умеем!

Она отлепляется от косяка и идёт навстречу нам.

— Как звать-то вас? Ой, а худые-то какие, несчастье прямо.

— Это всё потому, что мы болеем, — со вздохом признаюсь я. — Что-то заразное у нас, и мы наверняка невкусные.

— Вот беда-то какая, — говорит старуха и глядит на моего друга. — Ну а ты что скажешь?

— Я Гилберт, а вот это Сильвер, — сообщает он. — Мы прибыли в эти края, чтобы найти Теодора. С нами были также Брадан и Бартоломео, и верно ли я понимаю, что они сейчас у вас?

— А как же, у нас, — соглашается старуха. — Да у вас небось за весь день маковой ворсинки во рту не было! Вы проходите, накормим вас!

Дом внутри оказывается просторным. У стен стоят длинные лавки, на которых лежат и детские игрушки (кожаные мячики, деревянные грубые фигурки и тряпичные куколки), и наполовину сплетённый коврик из полос ткани, и что-то похожее на вязание, и размеченные куски дерева, из которых начали вырезать непонятно что. Пол у лавок покрывают циновки, сплетённые из травы. Вдоль стен тянутся окна, ставни которых сейчас закрыты.

Посередине дома установлен длинный стол, по сторонам которого тоже стоят лавки. Стол этот почти пуст, не считая нескольких чистых тарелок и миски с ягодами. Под крышей горят два больших фонаря, сейчас помещение освещают только они.

— Садитесь уже, — настаивает наша хозяйка, и мы проходим.

За нами влетает стайка детей. Один хватает куклу (похоже, не свою) и спешит спрятаться под столом, владелица игрушки с визгом устремляется за ним, ещё один сорванец бросает в стену мяч, а двое налетают на ягоды, влезая ногами на лавку.

— Это ещё что такое? — прикрикивает на них старуха, возвращаясь с дымящимся горшком.

Дети сразу же утихают и чинно рассаживаются по лавкам. Взрослые тоже присоединяются — стол так велик, что места хватает всем.

— Меня звать Ика, — сообщает хозяйка, ставя перед нами глиняные миски с мясом.

Затем она нарезает хлеб и раздаёт каждому по куску, включая детей. Тут приходит и старик с большой корзиной ягод, которые пытается честно разделить.

Дети поднимают писк.

— Мне вот ту, красненькую!.. А я хочу эту, побольше!.. Нет, это я хочу побольше!.. А мне ту красивенькую!..

— Хватит уже галдеть, чтоб вы были счастливы! — старая клыкастая ударяет ладонью по столу так, что тарелки пляшут. — Ешьте скорее, вам давно уже пора спать! И вы ешьте, — оборачивается она к нам.

Я послушно ем. Мясо, на мой вкус, пресновато, но есть можно. А хлеб какой-то клейкий.

— Очень вкусно, — вежливо говорю я. — А что это за мясо? Никак не могу определить.

— А это Брадан, — улыбается старик. — Такой крепкий, хороший парень...

Я кашляю и поспешно пытаюсь выплюнуть то, что ещё не проглотил. Меня мутит, и едва я успеваю наклониться над полом, как меня выворачивает. Бедный Брадан, какая ужасная судьба! Но как я мог наброситься на мясо в доме этих дикарей, не узнав сначала, откуда оно!

— Что это с ним? — удивляется старик.

— А ведь он же говорил, что болен, — вспоминает старуха. — Ох, горе моё, тащите ведро.

— Сильвер! Сильвер, ты слышишь меня? — слышу я тревожный голос Гилберта сквозь звон в ушах.

— Надо бежать, — говорю я ему и пытаюсь подняться.

Ноги отчего-то становятся совсем слабыми. Я напоминаю себе, что в детстве мечтал прозываться Сильвером Могучим, а значит, надо бы оправдывать это имя (но это слабо на меня действует).