Всё становится на места (СИ)

— Эй, малыши, а кто вам дал эту книгу? — интересуюсь я, понимая, что это не иначе как любимое чтиво кока «Крылатой жабы».

— Это Брадан, Брадан принёс, чтобы мы учились читать! — галдят дети. — Это про настоящего пирата! Он много плавает и много кушает!

— А давайте мы пока отложим эту книжку, — предлагаю я, решая позже серьёзно поговорить с Браданом. — Сейчас я бы хотел попросить вас о помощи, если справитесь с таким делом. Покажете мне, как вы живёте и что интересного вокруг?

— Покажем! Покажем! — радостно вопят дети, спрыгивая со скамьи.

«Похождения речного пирата» летят на пол, раскрываясь на затёртой странице с изображением дамы, щедро одарённой внешними достоинствами. Однако, похоже, на том дары судьбы и заканчивались — денег на приличную одежду у бедняжки не хватало.

Я ногой задвигаю книгу под лавку и следую во двор за малышами.

— Только недолго! — напутствует нас Ика. — Еда скоро будет готова!

Глава 23. В поисках сокровищ заберёмся в глушь

Снаружи мы сталкиваемся с Гилбертом, нагруженным большой корзиной ягод. Маленькие Теодоры тут же налетают на него, чтобы захватить добычу.

Гилберт поднимает корзину над головой и выглядит весьма растерянным.

— А ну, кыш! — Брадан, идущий следом, широко улыбаясь, отгоняет детей. — Потерпите немного, чуть позже получите свои ягоды, мы аж пять корзин набрали!

— А мы хотим сейчас! Сейчас! — визжат дети и всё-таки хватают по горсточке, перемазывают рты и руки, скачут от радости.

— Сильвер, подожди меня, — просит Гилберт и скрывается в доме.

За ним следуют Бартоломео и Брадан, каждый из которых несёт по две широких плетёных корзины, полных малины и земляники.

Пока я дожидаюсь возвращения Гилберта, ко мне подходит рыжая малышка и протягивает крупную земляничину.

— Держи, это тебе, — говорит она.

Я благодарю, и тут на меня налетают остальные дети.

— И мою ягодку тоже возьми! И мою! — галдят они.

— Моя лучше, она жёлтенькая!

— А я свою уже откусил, но зато точно знаю, что она сладкая и вкусная, тебе понравится!

— Фу, Тео, кто же угощает надкусанными?

Мне храбро приходится есть всё, чтобы никого не обидеть. На очереди маячит половинка земляники, которую Тео сжимает в не очень чистых пальцах.

— Я тут, — сообщает ни о чём не подозревающий Гилберт, выходя из дома.

— Дети, хотите угостить и его? — коварно предлагаю я.

Дети хотят. Надеюсь, моему другу пришлась по вкусу земляника Тео.

— Спасибо вам, — произносит Гилберт без улыбки и мрачно глядит на меня.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — кричат дети. — Пойдём уже!

Они проводят нас первым делом по подвесным дорогам, показывают любимые места. С одного далеко вперёд видно дорогу, самое то, если ожидаешь чьего-то прихода. С другого места можно заглянуть в окна дома и увидеть, что готовится в печи. Мы какое-то время наблюдаем, как Ика варит рыбный суп.

— Ещё не очень скоро приготовится, — вздыхает круглощёкий малыш и в досаде бьёт хвостом о доски.

— Зато мы успеем сходить в наше тайное место! — предлагает кроха клыкастая с забавно торчащими короткими косичками.

— Им нельзя в тайное место! — возражает сорванец покрупнее, щёки и голый живот которого перемазаны ягодным соком.

— Бабушка говорила, только своим можно в тайное место! — говорит мальчишка постарше, подтягивая сползающие штанишки из грубой серой ткани. — А они вроде как свои.

— Свои, свои! — радуются малыши.

— Погодите, если это место такое секретное, может быть, лучше спросим у вашей бабушки, стоит ли нам туда идти? — предлагает Гилберт.

— У нас есть Правило Разрешения, — важно произносит один из Теодоров. — Если бабушку не спрашивать, то она не сможет запретить. А раз она не запретила, значит, это можно делать.

— Да, да, Правило Разрешения! — радуются остальные и скачут так, что подвесная дорожка под нами ходит ходуном. — Бежим, бежим!

И они скачут, будто за ними кто гонится, и нам с Гилбертом ничего не остаётся, кроме как следовать за ними, пытаясь не отстать. А мы не так привычны к бегу по подвесным мостам.

— Надо бы им потом объяснить, что это правило никуда не годится, — ворчит Гилберт, цепляясь за верёвочные перила.

— Отличное правило, — говорю я. — Мы с Сильвией всё детство им пользовались.

Друг лишь вздыхает, бросая на меня укоризненный взгляд.

На выходе из поселения крошки клыкастые задерживаются, вертят головами в разные стороны.

— Туда нельзя! — пищат они. — Там старый Гук собирает хворост!

— А там мои мама и папа щиплют мох!

— А туда мог кто-то пойти за водой!

— А там пчёлы! Злющие, страшные!

— Значит, Дырявая тропа! Идём по Дырявой тропе!

И они ныряют в сплетение стволов, исчезая в почти неразличимом проходе. Мы с немалым трудом пробираемся за ними. Путь, выбранный малышами, сложно назвать тропой — дорогу то и дело преграждают ветви и сучья, в одежду вцепляется колючий кустарник. Пробираясь боком в особо тесном месте, я слышу треск рвущейся ткани.

— Теперь я понял, почему тропа зовётся Дырявой, — сообщает Гилберт и тыкает меня пальцем в спину. Кажется, в том месте у меня теперь не хватает части рубашки.