Всё та же я

– Может, дело все-таки в джетлаге? Ронни – он живет через три дома от нашего – сказал, что когда он вернулся из Флориды, то целых три недели натыкался на стены.

– Скорее всего, так оно и есть.

– Поверить не могу, что у меня есть дочь, страдающая от джетлага. Знаешь, в нашем клубе мне все жутко завидуют.

Я удивленно вскинула голову:

– Ты снова ходишь в клуб?

После того как Уилл решился на эвтаназию, члены клуба, в котором родители состояли много лет, дружно подвергли их остракизму, возложив на меня субститутивную ответственность[10] за то, что ему удалось реализовать свой план. И из-за этого я тоже чувствовала себя виноватой.

– Ну, эта стерва Марджори, распускавшая о нас сплетни, переехала в Сайренсестер. А потом Стюарт из гаража сказал папе, чтобы тот как-нибудь пришел сыграть в бильярд. Как само собой разумеющееся. И все вышло замечательно. – Она пожала плечами. – И вообще, это было пару лет назад. А у людей короткая память.

У людей короткая память. Уж не знаю, почему от этого утверждения у меня перехватило дыхание, но так оно и было. Пока я пыталась справиться с очередным приступом отчаяния, мама поставила противень с картофелем обратно в духовку, с шумом захлопнула дверцу плиты и, стягивая кухонные рукавицы-прихватки, повернулась ко мне:

– Ой, совсем забыла… Очень странная вещь. Звонил твой молодой человек. Хотел узнать, собираемся ли мы тебя встречать в День подарков и может ли он тебя встретить?

– Что? – Я оцепенела.

Она подняла крышку с кастрюли и, выпустив облако пара, снова накрыла кастрюлю.

– Ну, я ответила ему, что он, наверное, ошибся и ты уже здесь. Он сказал, что тогда заскочит попозже. Честно говоря, у него от этих дежурств в голове полная каша. Я слышала, по радио говорили, ночная работа очень плохо влияет на мозг. Тебе, наверное, стоит ему об этом сказать.

– Что… И когда он приедет?

Мама посмотрела на часы:

– Хм… Он, кажется, говорил, что заканчивает после полудня. Приедет сразу после работы. Проделает такой путь в Рождество! Кстати, ты уже встречалась с парнем Трины? Заметила, как она в последнее время стала одеваться? – Мама оглянулась на дверь и продолжила восторженным голосом: – Кажется, она становится нормальным человеком.

Я сидела за рождественским ланчем в состоянии полной боевой готовности. Внешне я была совершенно спокойна, но всякий раз вздрагивала, когда кто-нибудь проходил мимо нашей двери. И каждый кусочек маминой выпечки во рту превращался в порошковую массу. Каждая шутка, которую папа зачитывал, взорвав хлопушку, проходила мимо меня. Я не могла есть, не могла слушать, не могла чувствовать. Я оказалась запертой в стеклянном колпаке тревожного ожидания. Я покосилась на Трину, но она явно была занята своими мыслями, и я поняла, что сестра ждет приезда Эдди. Хотя ей-то чего волноваться?! По крайней мере, ее парень ей не изменял. По крайней мере, он хотел быть с ней.

Тем временем начался дождь, капли сердито стучали в окно, небо потемнело – под стать моему настроению. Наш маленький домик, украшенный мишурой и блестящими поздравительными открытками, съежился вокруг нас, и я вдруг почувствовала, что мне стало трудно дышать, однако выйти за пределы этих стен было почему-то очень страшно. Время от времени я ловила на себе тревожный мамин взгляд. Она явно не понимала, что со мной происходит, но не заводила ненужных разговоров, а я не поощряла ее.

Я помогала ей мыть посуду и болтала – по-моему, вполне убедительно – о прелестях доставки продуктов на дом в Нью-Йорке, и тут позвонили в дверь. У меня подкосились ноги.

Мама повернулась ко мне:

– Луиза, с тобой все нормально? Ты жутко побледнела.

– Мама, я потом расскажу.

Она окинула меня внимательным взглядом, ее лицо сразу смягчилось.

– Я буду здесь. – Мама протянула руку, чтобы заправить мне за ухо выбившую прядь. – Уж не знаю, что там у тебя стряслось, но я буду здесь.

Перед входной дверью стоял Сэм в мягком зеленовато-синем джемпере, который я раньше у него не видела. Интересно, кто ему подарил? Он сухо улыбнулся мне, но почему-то не наклонился, чтобы поцеловать или обнять, как в нашу последнюю встречу. Мы настороженно смотрели друг на друга.

– Хочешь зайти в дом? – Мой голос звучал на удивление официально.

– Спасибо.

Я провела Сэма по узкому коридору в гостиную, чтобы он мог поздороваться с моими родственниками, а оттуда – на кухню и притворила дверь. Атмосфера в кухне тотчас же наэлектризовалась, будто через нас обоих пропустили электрический ток.

– Чая хочешь?

– Конечно… Милый свитер.

– А-а… Спасибо.

– Ты забыла… отключить нос.

– Верно. – Я поспешно отключила нос, поскольку категорически не желала облегчать Сэму жизнь.

Сэм, слишком громоздкий для наших кухонных стульев, сел за стол и, по-прежнему не сводя с меня глаз, аккуратно сложил руки, словно во время собеседования для поступления на работу. Из гостиной доносились папин смех и пронзительный голос Тома: папа смеялся над каким-то фильмом, а Том требовал объяснить, что смешного. Я принялась заваривать чай, чувствуя спиной обжигающий взгляд Сэма.