Все тайны Третьего Рейха

Никакого Рейха, никакого немецкого возрождения, обратившегося в немецкое поражение, не было бы без Гитлера, который аккумулировал все вышеизложенные идеи и создал собственную идеологию — идеологию немецкого национал-социализма. Философом, конечно, Гитлер был никаким. Он замечательно увлекался чужими идеями, которые становились для него такими родными, точно он сам их выносил и родил, но — увы! — он был способен только достраивать и улучшать, что уже существовало, пусть высказанное нестройно и не доведенное до полного блеска. Да и не ставил он такой цели — создавать идеи, цель была проще — использовать чужие как собственные ради будущей великой Германии. Имелись у этого молодого лидера качества, которые не могли не выдвинуть его из круга единомышленников, — Гитлер искренне верил в такое возрождение нации и ради этого был готов заплатить своей жизнью. Как на фронте он был мужественным солдатом и честно исполнял свой долг, так и после войны продолжал свою великую войну. Другие смирились с поражением, успокоились, стали возвращаться в мирную жизнь, но этот путь не был путем Гитлера. Радости мирной жизни казались ему лишенными смысла. Вот уж действительно, как говорил Некрасов, «не может сын смотреть спокойно на горе матери родной, не будет гражданин достойный к отчизне холоден душой». Он и не был холоден.

Еще до войны эта любовь к немецкой родине вела его в стены Академии изящных искусств. Юный Гитлер собирался стать художником. Но эта мечта так и осталась мечтой. Венские профессора не нашли в нем искры таланта. Один из них, поглядев на работы Гитлера, сказал, что тому стоит учиться на архитектурном факультете, для будущего живописца это были слишком сухие работы. Он тяжело переживал крушение надежд. Правда, с мечтой о живописи покончено не было — будущий фюрер поселился в Вене и зарабатывал рисованием вывесок и объявлений. С деньгами у него было очень плохо, но он старался не быть в стороне от культурной жизни, так что покупал книги, ходил в театры, посещал музеи. Так однажды он и набрел на музей в Хоффбурге, где хранилось то самое копье, что безуспешно пытался вернуть Германии Чемберлен. Эта встреча произвела неизгладимое впечатление. Гитлер, скорее всего, уже знал его историю, так что, созерцая копье, способное полностью изменить судьбу, он застыл у витрины.

Рассказывают, что он пережил мистическое откровение, видел свет и слышал голос, обещавший ему великое будущее. Голос также требовал, чтобы он послужил своей немецкой родине. Гитлер мечтал обладать этим копьем, он желал получить власть и вернуть Германии ее славу. Но потом была война, которая завершилась совсем не так счастливо, как начиналась. Конец этой войны он встретил в госпитале, куда попал после газовой атаки союзников под маленьким городком Ипр. Газ, которые применили противники, так и вошел в историю под названием иприта. Это было на редкость паршивое отравляющее вещество. Солдат Гитлер попал в госпиталь с поражением легких и глаз. Если легкие оправились довольно быстро, то с глазами было хуже. Врачи даже думали, что Гитлер останется слепым. Но он пошел на поправку. Он ждал выписки, чтобы снова отправиться на войну. Однако война вдруг завершилась.

«10 ноября, — рассказывал Гитлер в „Моей борьбе“ (книге, которую нужно не запрещать, а рекомендовать для прочтения, поскольку иначе не понять, что из себя представлял Гитлер, как формировалось его мировоззрение и что вело его к власти и созданию Рейха), — нас посетил пастор лазарета и устроил маленькую беседу с нами. Теперь мы узнали все.

Я тоже присутствовал при этой беседе, хотя находился в страшно возбужденном состоянии. Почтенный старик весь дрожал, когда он говорил нам, что дом Гогенцоллернов должен был сложить с себя корону, что отечество наше стало „республикой“ и что теперь нам остается только молить всевышнего, чтобы он ниспослал благословение на все эти перемены и чтобы он на будущие времена не оставил наш народ.

В конце речи он счел своей обязанностью — по-видимому, это была его внутренняя потребность, которую он не в силах был превозмочь, — сказать хоть несколько слов о заслугах императорского дома в Пруссии, Померании — да и во всей Германии. Тут он не смог удержаться и тихо заплакал.