Все течет

Он поднял голову и остановил на её лице бессмысленный взгляд. Она кивнула головой: это значило, что аудиенция окончена, он может идти. Учитель поклонился и слабым, неуверенным шагом вышел из кабинета.

В кабинет вошёл сторож и доложил, что «их благородие» Анна Валериановна Головина желает видеть госпожу начальницу гимназии.

Это не были часы приёма, но Головины являлись исключением из правил, и Анна Валериановна, казалось, была встречена совершенно другой начальницей гимназии – сиявшей приветом и лаской. После первых приветствий, где тепло исходило от начальницы, а холодок – от гостьи, Анна Валериановна сообщила, что пришла обсудить случай в классе, рассказанный её племянницей Милой. Дело касалось Варвары Бублик.

Сердце начальницы затрепетало. Волнение её, хотя и скрытое, было глубоко и искренно. Задачей и целью всей её жизни было держать и вести свою гимназию как исключительное, самое лучшее женское учебное заведение в крае. И по её собственному мнению, и по оценке начальства, до сих пор это ей удавалось блестяще. Через шесть лет был срок выйти в отставку. Её ожидал отдых, заслуженная пожизненная пенсия, уважение и благодарность общества и правительства. С годами она становилась всё опасливее, всё чувствительнее ко всякому слуху или факту, могущему бросить малейшую тень на установившуюся репутацию школы, труд всей её жизни. При имени Варвары Бублик лицо её покраснело, как медь, а голос смягчился до нежного тона флейты.

– Меры приняты, – сказала она. – Сожалею, глубоко сожалею о случившемся. Виноват, конечно, швейцар, он отлучился не вовремя. Но он – старый, заслуженный солдат, понимает, что такое дисциплина. Я сделала ему выговор, никаких вторжений в классы больше не случится. Что же касается учителя, позволившего себе вступить в частный разговор и прервать урок, он только что был здесь и услышал что ему полагалось. Конечно, о его поведении доложу в учебный округ. Я совершенно уверена, что этот несчастный инцидент не будет иметь повторений.

– Это все меры, принятые вами? – холодно спросила Анна Валериановна. – Что же «принято» относительно девочки Бублик?

– Дерзкую отослали домой с советом впредь держаться подальше от здания гимназии.

Гостья выдержала паузу. Видя, что начальница не имеет ничего добавить к уже сказанному, она спокойным, холодным тоном объявила, что приехала с предложением допустить девочку в гимназию, с тем, что все расходы по её обучению она возьмёт на себя.

Как все общественные деятели, начальница гимназии имела в запасе много масок и тембров голоса, с которыми могла встречать людей и события. Здесь она на минуту потерялась, не зная, как встретить предложение. Длилось молчание. Без маски она выглядела просто старой, утомлённой женщиной. Но долг её был в том, ей казалось, чтоб отстаивать принцип, и наконец, понизив тон беседы, она почтительно заговорила:

– Девочка, если ей выпало счастье найти высокую покровительницу, всё же будет более на месте в какой-либо другой школе, более соответствующей её положению и характеру. Для детей из народа есть сельские школы, приходские, наконец, городские училища или – чего лучше! – прогимназия. Там Бублик окажется в знакомом ей кругу таких же девочек, как и она сама, а содержание её там будет много дешевле. Не правда ли?

Считая правилом жизни угождать начальству и «высшим», здесь она всё же стояла твёрдо: дело было принципиальное, касалось самого духа её учреждения. Ввести дерзкую уличную девчонку – и куда же! – в самое благородное, образцовое учебное заведение края, где обучались и морально воспитывались дочери лучшего общества: знатных семейств, культурных семейств, богатых семейств. Чего ради? Капля дёгтя в бочку мёда…

Но ответную атаку свою директорша повела осторожно, как бы не от своего имени: несомненно начнутся протесты со стороны родителей. В протестах этих будет законное основание: не имеет ли право семья воспитывать детей в кругу своего класса, выбирать друзей, место жительства, газеты, книги по своему классовому принципу и вкусу? С этим должно считаться. Она же, как руководительница школы, должна очень подумать – кто знает, что уже видела, слышала, какого поведения эта девочка? Допущенная в гимназию, что она там расскажет, чему научит других? Уже по этому первому её разговору при появлении в приготовительном классе можно заключить, какая это многообещающая девочка. Чересчур смела даже и для приходской школы: подглядеть, когда швейцар уйдёт от парадного входа, ворваться в здание, в класс, прервать урок и т р е б о в а т ь, да, именно требовать, чтоб её приняли в число учениц! Уже это одно её появление – какая рекомендация! Это одно уже может оказаться вредоносным – какое нарушение дисциплины! – и при этом какая же дерзость, какое бесстрашие! Нечто неслыханное. И несомненно завтра же начнутся запросы, визиты и протесты родителей.