Все цвета моей жизни

Моя паника немного утихает; его доброта успокоила меня, хоть жарко все так же, невыносимо. Я оглядываюсь кругом. Все прилипли к своим экранам, погружены в разговоры с незнакомыми людьми, стараются изо всех сил, чтобы в мгновение ока расположить человека к себе и заручиться его доверием. Жизнерадостные, всегда готовые прийти на помощь, что бы ни происходило у них в жизни. Цвета вокруг мониторов горячее и ярче, чем их собственные. Я смотрю на девушку перед собой, по имени Парминдер, и давлю в себе желание громко закричать, потому что энергия от ее компьютера тянется к ней, как враждебная, злая сила, и, кажется, так и норовит засосать ее в машину. Все утро компьютеры испускали раскаленно-красные цвета, которые тянулись к сидящим в зале и нагревали всех, кто в нем был. Какого бы цвета люди ни были раньше, их теперь окружает пылающий красный, дополнительный слой, как изоляция, прожигает их цвета, горячей лавой течет в головы и тела.

* * *

– Разрушение озонового слоя, – мистер Уолкер, наш учитель естествознания, зачитывает вслух тему, написанную на доске.

Кто-то недовольно гудит. За партами все сидят по двое, но все знают, что мне нравится иметь свое пространство, поэтому я сижу одна, в темных очках.

Впереди, за одной партой с Госпелом, сидит Салони; она так туго накручивает на палец прядь волос, что кожа под ней белеет, багровеет, будто вот-вот лопнет, и тут она отпускает прядь. Я могу точно сказать, что она ничего не слушает. Вид у нее серьезный, но меня не проведешь: мыслями она далеко-далеко, совсем в другой жизни. Одна из жен в гареме восточного принца – об этом она мне уже рассказывала, – а может, в нью-йоркском небоскребе, где расположена ее собственная компания. В голове у нее множество жизней, и неудивительно, что, когда она говорит, иногда получается чепуха.

– Что разрушает озоновый слой?

– Авокадо, сэр! – выкрикивает Эдди.

Класс покатывается со смеху.

– Почти угадал, – отвечает мистер Уолкер, стараясь не улыбаться. – Химикаты, которые делают на заводах, тепличные газы, метан например, а особенно хлорфторуглероды, не зря называют разрушителями озонового слоя. Этот слой не пропускает через атмосферу Земли опасные волны ультрафиолетового излучения. Волны этого диапазона вызывают рак кожи, солнечные ожоги, слепоту, вредят растениям и животным.

Он смотрит на класс и ждет реакции.

Кто лежит головой на парте, кто глядит в окно. И никто его не слушает.

– Где находится озоновый слой? – задает он вопрос.

Тишина.

– Я вам подскажу. Он такой большой, что им можно обернуть всю Землю.

– Как мама Салли, сэр!

– Озоновый слой расположен в верхнем слое стратосферы. Посмотрите, – показывает он изображение, спроектированное на доску, – он похож на силовое поле вокруг Земли.

Салони оборачивается и пробует привлечь мое внимание.

Я не замечаю ее.

Она тычет в меня карандашом. Я шепчу:

– Не трогай меня!

– Посмотри, – шепчет она в ответ. – Вон тот, в соседнем ряду, попросил меня выйти за него.

– Не мешай, я слушаю.

– Ну и дура, – обиженно отвечает она, отворачивается и опять уставляется в окно.

Урок становится на удивление интересен мне. Я внимательно рассматриваю Землю на картинке мистера Уолкера.

Озоновый слой показан зеленой дымкой вокруг планеты. Он выглядит, как энергия Земли.

– Получается, озоновый слой защищает Землю? – спрашиваю я.

Он, кажется, был бы одинаково доволен и если бы ему задали вопрос, и если бы не задали. Он давно уже отключился. Эта школа сделает такое с любым учителем.

– Он защищает нас от вредного влияния солнечных лучей, да… это такое биополе Земли, – отвечает преподаватель.

– А что такое биополе? – задаю я следующий вопрос.

Кое-кто из одноклассников смеется, думают, что я валяю дурака, нарочно мешаю ему договорить. Он смотрит на меня, видимо раздумывая, так это или нет, и решает, что так.

– Считайте, что получили домашнее задание, мисс Уорд. Вот завтра вы и расскажете мне, что такое биополе. А теперь переходим к следующей картинке, смотрим, как влияют хлорфторуглероды…

Он нажимает кнопку.

– Это озоновая дыра.

– Не такая опасная, как в башке у Алекса, сэр!

Он и это пропускает мимо ушей.

– Откуда мы знаем, что она есть? – спрашиваю я.

– По химическому составу воздуха. Простым глазом увидеть его нельзя, нужны сложные инструменты, чтобы замерить изменения. А измеряются они в единицах Добсона.

– Ску-учно, – ноет кто-то.

– Возможно, мы поговорим об этом в следующий раз.

– Или никогда.

Я отворачиваюсь в окно и смотрю высоко-высоко в небо, в самую стратосферу. Поверх всех наших энергий я воображаю себе гигантскую зеленую дымку над Землей, внешний слой, как будто мы живем внутри снежного кома. Я задумываюсь: вот если бы я забралась так далеко, увидела бы я Землю, а если бы увидела, какие цвета были бы у нее? Было бы ей больно, как большинству людей, или цвета у нее были бы радостные? Могла бы Земля завидовать? Меня захватывает эта мысль, и ничего не хочется так сильно, как увидеть ауру нашей планеты. А может, мне и не нужно ее видеть, может, как и всегда, я уже точно чувствую то, что чувствует Земля.