Все цвета моей жизни

Для свадьбы друзья Энди сняли в Эдинбурге поместье, когда-то принадлежавшее аристократу, – красивое, внушительных размеров здание шестнадцатого века, которое много раз достраивали и подновляли. Бракосочетание состоится в часовне там же, в поместье, а шампанское будут подавать в огромной гостиной, которая выходит на большую лужайку и пышные ухоженные сады, куда меня очень тянет. Потом все переместятся в шатер, где и будет прием.

Я начинаю волноваться с того дня, когда Энди просит меня поехать на эту свадьбу вместе с ним. Мы встречаемся уже пять месяцев, и до сих пор мне удавалось не пересекаться с его друзьями. С того момента, когда мы начали узнавать друг друга – если не считать поездок на работу и того, что на выходные мы ездили то домой ко мне, проверить, как дела у Лили, то домой к нему, – мы ухитрялись никого не вмешивать в свои отношения, и это меня вполне устраивает. А теперь мы переходим на следующую ступень, я это чувствую и не очень понимаю, смогу ли. Я боюсь, что он увидит мои настоящие цвета. Я придумала множество отговорок, чтобы отвертеться от этого, – от запарки на работе до поездки к Лили, – но он не дурак и сразу поймет, что я отбиваюсь от этой поездки руками и ногами. В конце концов приходит взрослое решение. Если я хочу, чтобы наши отношения продолжались, – а я хочу этого, – то делаю усилие и еду с ним в Эдинбург.

Он знает, что я часто нервничаю. Много раз он видел это в поездах, в ресторанах, в кафе: мне не все равно, где сидеть, мне хочется, чтобы за столом не было никаких негативных вибраций, бывает, меня прямо тянет пересесть, я прошу об этом официанта, пересаживаюсь то туда, то сюда, и он терпеливо все это переносит, потому что сам чувствителен не меньше моего. В любой комнате он предпочитает сидеть лицом к двери и терпеть не может, когда оказывается к ней спиной. Он ни за что не заснет, если дверь гардероба приоткрыта хоть чуть-чуть, если не надел маску для глаз, если в спальне не полная темнота. У каждого из нас свои причуды, и мы их принимаем, но он не знает, чего ожидать от меня на свадьбе. Тем более на свадьбе, которая проходит в шатре, поставленном на поле, бывшем когда-то полем битвы.

Глубокая печаль охватывает меня, как только я выхожу из машины. На таком печальном поле я еще ни разу не была. А он думает, что я такой тормоз от невероятно гламурной обстановки.

– Красиво, правда ведь?

– Угу.

На машине меня привезли потому, что я не пью, и значит, нам не нужно быть вместе с другими гостями, которых, как школьников или даже, пожалуй, как скот, везут всех вместе, скопом.

– Контроль – это твой пунктик, – сказал он, когда я все-таки настояла, чтобы мы взяли машину напрокат. – Нельзя же, чтобы все всегда было только по-твоему.

Он вроде бы беззлобно подшучивал, но в его словах была доля правды. Контроль – это мой пунктик, мне нужно контролировать то, что я могу, потому что другой вариант страшно пугает.

– Я не овца, – говорю я ему.

Нет, он не знает, как я буду реагировать, когда ступлю на землю, где было убито столько людей, когда мои и их корни, соединившись, заговорят друг с другом, еле слышно зашепчутся о сочувствии и страхе, о страхе, что они вернутся, что это случится снова. Меня разом охватывают головокружение, тошнота, паника, боязнь и гнев. Накатывает волна отваги. Я чувствую в себе боевую злость, готовность к схватке. Хоть сейчас я нападу на кого-нибудь, выхвачу боевой топор, посношу всем головы. Не лучший настрой для первого знакомства с друзьями Энди.

– Где же часовня? – оглядываясь вокруг, интересуюсь я.

– В приглашении написано только, что сбор на главной парковке, – отвечает он, почти не глядя на меня, рассматривая окружающих, и осторожно спрашивает:

– Может, снимешь темные очки? Сегодня же пасмурно.

В пасмурные дни даже хуже, потому что цвета людей ярче, но он знает, что очки мне нужны не для защиты от солнца; он думает, что это как-то связано с мигренями. Его слова задевают. Значит, он меня стесняется. В кругу своих знакомых он хочет, чтобы я не была собой.

Энди явно нервничает, знакомя меня с огромным количеством других пар. Он знает, что я терпеть не могу прикасаться к людям, думает, что я боюсь чем-нибудь заразиться, но на мне перчатки, я нарочно выбрала вечерний стиль Одри Хепберн, так что руки я могу пожимать сколько ему угодно, но уклоняюсь от объятий и легких поцелуев в щеку. Мне совершенно не нужен такой уровень близости с теми, кого я раньше не знала.

Когда подъезжает автобус, который повезет нас в часовню, расположенную где-то в поместье, Энди оборачивается ко мне и дразнит:

– Бе-е-е!

Мы, разодетые в пух и прах, идем занимать места; почти все мужчины в килтах, женщины в красивых платьях, на высоких каблуках осторожно ступают по гравию парковки. Целая смесь сложных характеров, коктейль из жидкости после бритья и дорогих духов, кто-то дополняет друг друга, кто-то, наоборот, сталкивается лоб в лоб.