Все в руках твоих

Восседая на нескольких роскошных подушках, одетая в светло-голубую длинную тунику с вышивкой, с ярким повязанным платком на голове, обвешанная бусами, Тамара  покидала Туаз - город, который уже стала считать родным. От хандры и огорчения отвлекали хозяйственные мысли, в которых явственно прослеживалось желание довезти все вещи в хорошем состоянии: мало ли чего в жизни бывает, вдруг придется продавать их. Что пообещала ненужный хлам выкинуть в дороге, не значило, что так и сделает. Теперь  было важно, чтобы зверь тоже был рачительным и чистоплотным.

- Хрюшенька, ты уж постарайся не гадить на мое приданое, ладно? – измученное животное приоткрыло один глаз и скептично посмотрело на нее. Означало ли это сомнение в целостности приданого или в его надобности, Тамара не поняла  и, в целях лучшего объяснения, добавила: - Да-да, может и не приданое, но представь, сколько это все стоит и сколько еды можно купить в случае необходимости, потому будь умницей!

В ответ он весьма недовольно фыркнул, но этим Томку было не пробить.

- Будешь вредничать и жопиться, поедешь на голых досках. Гадить мне из вредности не надо! В одной тележке едем, и я не готова нюхать. Ясно?!

Уяснив, что это не шутка и не пустая угроза, зверь скромным молчанием дал согласие, и Тома подобрела. Хитрый пройдоха мог сколько угодно строить из себя несчастного калеку, но на нее это не действовало. Она была сострадательной, но ей было доподлинно известно, что даже будучи недавно в более худшем состоянии, Хрюша вполне мог передвигаться, чтобы не запачкать укрывавшее его чистое одеяло.

Потом они долго ехали почти молча, выражая свое настроение недовольным сопением. Зверь изображал умирающего, закатывал глаза, но дурацкие шутки лишь выводили Тамару из себя.  А после четвертой попытки изобразить предсмертный хрип, она приложилась по его крепкой башке, и почти мгновенно Хрюша перестал сдыхать. Саха не знал, что ранее брат Млоас рассказал Тамаа, что зверь жив-здоров и постепенно набирается сил, как и должно было быть. А  резкое похудение, выпадение шерсти и качание ужасающих клыков – это было не что иное, как обратное, медленное исхождение животной сущности из его человеческой натуры.Так же предупредил, что изначально у Сахи был очень не простой, хитрый и изворотливый нрав, который достаточно долго позволял ему водить людей за нос, и обращать внимание на его жалобные стоны не стоит.

 «Да, трясясь на допотопной телеге, рядом с плюющимися верблюдами, в окружении орденской семьи, отвергнутого любовника, «подыхающего» питомца, в самое пекло…  - это путешествие мечты, которое могло присниться разве только в страшном сне. Как же все эти неприятности достали!»

Для дороги Томка выбрала скромную, но достаточно яркую одежду, надеясь, что куда бы Долон не повернулся, ото всюду будет видеть ее. Словно разгадав задумку, негодяй, увидев ее, презрительно хмыкнул и больше не обращал никакого внимания, делая вид, что не замечает, поэтому Тамара была не в настроении. Несмотря на обиду Брат все равно ей очень нравился, и его равнодушное отношение сильно задевало, а одна мысль, что он назло найдет себе другую, выводила Тому из равновесия и приводила в ярость.

 «Подлец! –  возмущалась она. – Нашел себе постельную грелку! Губу раскатал! Бегу и падаю. Еще и угрожает!  Хотя можно ли ему верить? Возможно проверить двумя способами: умереть гордой девственницей или с наслаждением отдаться ему, а потом узнать, что ничего страшного не грозило… Какой хитрый! А я тоже не лыком шита! И вообще, еще посмотрим, кто за кем будет бегать, после ночи со мной! Тебя потом метлой будет не выгнать из моей постели! Хрен тебе, а не глупая грелка…»

Неизведанное будущее пугало, особенно после того, как своими глазами увидела обряд и убедилась, что  Братья - не простые люди. Ссориться с ними совсем расхотелось, но было поздно, сестры терпеть ее не могли и относились с презрением, а Млоас и Виколот не спускали глаз. Дорога обещала быть "интересной и незабываемой".

Смотреть было не на что. Однообразный пейзаж, состоящий из рыжего песка и голубого неба, сходящихся где-то вдалеке, за горизонтом, успел быстро надоесть и вгонял в уныние. Постоянно хотелось пить. К вечеру бурдюк, стоящий рядом и издающий радующие душу плескающие звуки, опустошался полностью. Томка чувствовала себя несчастной, одинокой и ни к чему не приспособленной в этом мире. Сейчас даже одна мысль о том, как придется ходить в туалет, вводила в замешательство. Радовало, что из-за жары, лишней жидкости в организме пока не было, а потом может кто-нибудь еще захочет уединиться, и ей уже будет не так неловко.

Вскоре, изнеможенная высокой температурой и качкой она задремала. Несколько раз просыпаясь и снова засыпая, потеряла счет времени. Казалось, что они ползут по пустыне уже две недели. И как вытерпеть такое издевательство?