"Бедный, Хрюш, - пожалела Тома животное, – поди, приду, а он задохнулся от стоящего смрада".
Но невредимое чудище радостно заскакало при ее появлении, ожидая сладких вкусностей, к которым быстро привык. Увидев радость питомца, Тома попыталась улыбнуться, но из-за невообразимой вони вышла кривая гримаса.
- Бедный Хрюшик, томишься, гадостью дышишь… - пожалела она монстра, разомлевшего от ласкового слова и не сводившего с нее глаз. – Хоть сладким тебя порадую.
Когда вкусности закончились, Тамара принялась рассказывать о проведенном дне, всяких мелочах, потому что с ним она могла быть собой.
- Представляешь, умазюкали меня, как обезьяну, довольные стоят, улыбаются. А потом потащили в люди! Им весело, не они же посмешищем станут! Я упираюсь. Тогда Юби притащила Вапла, а он - дурак! Ненавижу его!
Из-за спины раздался мужской вздох. Услышав свое имя в рассказе Тамаа, обращенного к тапусу, Вапл возмутился. Не нравилось все это ему.
- И так дышать нечем, еще кровожадному злопамятному уроду на меня жалуешься! Полоумная! - ругался он в голос, справедливо полагая, что Томка его все равно не поймет.
- Сам дурак! – огрызнулась Тамара по-русски. О чем бубнил мужчина, понятия не имела и полагалась на интуицию. Ее непонятный ответ Ваплу тоже не понравился.
"Чем спорить с глупой девчонкой, лучше воздухом свежим дыхну. А то стараешься, терпишь, а некоторые совершенно не ценят!" - возмутился он. Услышав удаляющиеся шаги, Тамара с облегчением вздохнула:
- Ну и катись колбаской, дурак! Нам без тебя лучше будет!
Однако с уходом Вапла, настроение у питомца переменилось. Обеспокоенное животное перестало слушаться, отвлекаясь на всякие шорохи. Томке даже показалось, что она его раздражает.
- Хрюша, что с тобой? Сердишься на меня, да? – от его сосредоточенного, беспокойного взгляда, стало страшно. – Если ты не доволен, я пойду, ладно? Приду завтра.
Она встала медленно, чтобы лишний раз не раздражать Хрюшу.
- До за… - хотела попрощаться, но внезапно липкая жижа накрыла ее с головы до ног, и, почувствовав толчок в спину, Томка полетела в распахнутую зубастую пасть.
- А-а-а! – орала Тамара, как никогда еще не кричала. Все мгновения жизни каскадом промелькнули перед глазами. Если не съедят, так разобьется, упав с трехметровой высоты.
- А-а-а! – яростное, жадное дыхание хряка обдало кожу. Но вместо сомкнутых зубов Томка почувствовала, как мутант жадно слизывает с нее кровь. Боль была, но не такая страшная, как предполагала.
Подождав, пока чудище немного успокоится, приоткрыла один глаз, потом второй. И сразу бросилась глаза – покрытая кровью морда, склонившаяся над ней!
- О-о-ой! – жалобно заскулила Тома. Ребра болели, но не настолько, чтобы хотелось стонать.
- Не ешь меня… - моля о пощаде, запищала она, все еще надеясь на спасение. От жуткого страха и выброса гормонов, боль притупилась. Слезы текли ручьем. – Не отгрызай ручки-ножки, они тощие, не наешься…
От подобной наглости монстр остолбенел, брезгливо фыркнул и отшатнулся. Но Тамаре было все равно, главное, что он отошел, а что брезгует ею, как-нибудь переживет. Ощупывая тело руками, она повсюду находила кровь.
«Отгрыз! Отгрыз что-то?!» – в панике судорожно сжала кулаки. Руки были на месте, все пальцы целы. Едва выдохнув от счастья, попыталась почувствовать ноги. Судя по ощущению налипших штанин, по колено они точно были. Медленно, с дрожью во всем теле, превозмогая боль в грудине, осторожно села. Ноги тоже оказались на месте!
«Тогда откуда лужи крови? – не понимала Тамара. Ощупав себя еще раз и не обнаружив никаких рваных ран и болтающихся кишок, проверила голову. – Уши, нос на месте. А кровища-то откуда?!»
Кровавые брызги покрывали большую площадь.
«Если бы эта кровь вся была моя, то я уже сдохла бы! - подняв глаза, Тома увидела, что кровью залит и выступ, с которого слетела. – Значит, когда падала, уже была в крови, тогда… Липкое – это то, чем меня облили!»
Мысль, что кто-то совершил страшную, нечеловечески жестокую подлость, окатив ее чужой кровью, чтобы раздразнить аппетит чудовища, ошеломила.
«Если бы Хрюша не разобрался, сгрыз бы, как курицу-гриль!»
Мутант обиженно сопел в углу, изображая вселенскую звериную обиду.
- Хрюшенька хороший! – начала подлизываться заикающаяся Тома, но гордый зверь и ухом не повел. – Хрюшенька, не обижайся на дуру-то, прости! С перепуга еще не такое подумаешь. Ну, Хрю-юшенька!
Он не откликался, а иметь во врагах затаившего обиду зубастого мутанта чревато, поэтому, наплевав на гордость и превозмогая боль, полученную при падении на голову зверюги, Тамара поползала к нему, тихо матерясь:
«Б..., за мужиками в жизни не бегала, а тут за боровом ползаю, подлизываюсь. Охр…ть!»
Или ныла Томка хорошо и разжалобила мутанта, или ее писк ему надоел, потому как настойчивости ей было не занимать, но животное, в конце концов, перестало шарахаться и позволило подобраться к себе поближе. Когда ее рука коснулась мохнатой спины, Хрюша почти все простил.