Все в руках твоих

Отец наш милостив и мудр и всегда слышит чад своих. Если ваша община желает выйти из-под опеки Братского ордена, Отец не будет заботиться о вас насильно. Потому я спрашиваю вас, перед часом суда… - он сделал паузу. - Желаете ли вы изгнания?! – его громкий голос отдавался тихим эхом. Стояла тишина, а потом раздались отчаянные крики: - Нет. Нет! Нет!!

- Желаете ли вы изгнания? – снова повторил он.

- Нет! – закричала толпа.

- Желаете ли вы изгнания?! – в третий раз его голос был громким, пронизывающим, строгим.

- Нет! – закричала толпа в едином порыве.

- Тогда примите по делам вашим! – люди боялись поднять головы и шелохнуться. Даже Тамара почувствовала, что начинается кульминация. В темноте то тут, то там слышались рыдания и крики. У людей начиналась паника.

- Есть желающие прилюдно покаяться в грехах и покрыть себя слезами раскаяния?

- Я! Я хочу! – завопила какая-то женщина и ее подхватили и другие голоса. – Я. Я. Я…

- Выйди и покайся! – беспристрастным голосом сказал Брат.

Расталкивая людей, находившаяся во взведенном состоянии, женщина неловко выползла на площадь и сквозь рыдания начала каяться:

- Я…я… из-за неприязни к жене брата наговорила на Манасу. Это  я замесила тесто с непросеянной мукой и брат сломал зуб из-за меня, и побил Манасу из-за меня. – женщина с выбившимися волосами была вся на нервах и сильно всхлипывала.

- Желаешь ли ты еще зла ближним?

- Нет… наверно. Я злая, еще завистливая… - она зарыдала, - но я буду стараться.

- Иди, я услышал твое раскаяние и помни, когда грехи переполнят твою душу, ты остаться без прощения. –  рыдающая женщина почти на животе поползла прочь.

Следом на площадь выползла дряхлая старуха, которая еле двигалась. Она кряхтела, но упорно ползла. – Каюсь, что жадна. Примет ли Отец мои раскаяния, если я преступаю его закон вновь и вновь. Хоть на четверть мелкой монеты, но обману. Не могу сдержаться. – старуху трясло.

- Тогда зачем ты пришла?

- Хочу, чтобы каждый в общине знал, что я делаю это…

- Тогда, пусть штраф в тридцать монет станет тебе наказанием до следующего раза. Иди!

- Благодарю! – зарыдала старуха и силы оставили ее. Обратно в толпу ее оттащила родня, почти бесшумно и осторожно.

А следом в круг ползли все новые и новые фигуры. Люди рыдали, лежали на животе, тянули к нему руки, хватали за плащ… Тома смотрела на толпу, которую накрыла истерия и не могла понять причину их поведения. Хотя всеобщий мандраж, нервозность и накал передались и ей. На душе стало тревожно.

От нервов она тоже была готова расплакаться, поддаться всеобщей истерии. Чтобы этого не произошло, Тамара закусила губу и сжала кулаки. Внезапно, она почувствовала на себе взгляд, а когда подняла глаза, встретилась с Ним взгляом. Он смотрел на нее отчужденно, сурово, с насмешкой и Томка поняла, что он зовет ее в круг, каяться! У нее волосы встали дыбом!

"Нет! Мне не в чем каяться!" – кричала она самой себе и вложила в свой ответный взгляд все упрямство, обиду и возмущение. Однако, когда он отвернулся, Тома почувствовала, что слишком сильно сжала кулаки и ногти больно впились в кожу. Больше он на нее не смотрел.

Люди продолжали каяться в зависти, клевете, мелком воровстве, в обмане. Томка устала. Она чувствовала себя грязной, испачканной и очень уставшей.

"Представляю, как ему тяжело, если это его работа. Невольно циником станешь, подозревающим всех в грехах." – она уже хотела тихонько отползти назад, но позади ряды были слишком плотными, незаметно уйти не получилось бы.

Люди продолжали стоять на коленях. Когда поток кающихся иссяк, Тома вздохнула с облегчением. Пока кроме штрафов да порки люди ничего более ужасного в наказание не получили. Но и этого ей оказалось достаточно. Однако это был не конец.

Раздался тихий голос, услышав который, толпа зароптала. Перед Братом на коленях стоял один из старейшин – Луз. Если раньше Томка помнила его как упрямого, надменного пожилого мужчину, то теперь перед собой она видела рыдающего старика.

- Я виноват перед своим братом. Это я заносчивостью и чванством подтолкнул его к зависти и воровству. Я уговорил его нарушить закон. Я оклеветал невиновного человека. А еще… - он вытер слезы. – я хотел скрыть свои прегрешения.

- Разве это все? – голос Брата был холоден и брезглив.

- Еще я соблазнял чужих жен, подкупая их дарами.

- Я услышал тебя. Отец прощает тебя, но за нарушение закона две трети твоего имущества отойдет общине. Твоя душа  и твоего брата полны грехов и всего лишь одной капли не хватает, чтобы переполнить меру. Но раскаяние осветлило тебя. И твой брат отдаст половину имущества, но отныне ему не быть старейшиной. Иди.

Потом, заикаясь и трясясь, каялся Манн. Он вспомнил даже мельчайшие прегрешения. После того, как он был наказанием штрафом в одну четвертую имущества, Манн на радостях еще больше затрясся, подполз к брату и начал целовать ему ноги.

Больше желающих не было.