Все в руках твоих

    - Это не правда! Я не знала! – завопела она, чем разозлила Брата еще пуще. Он кивнул головой и два охранника, подхватив ее под руки, вытащили из толпы и, грубо толкая и пиная, погнали вперед. Испуганная таким поворотом толпа растворилась в темноте почти мгновенно, как крысы с темном чулане, и улицы опустели. Голые глиняные стены, залитые печальным лунным светом – это все, что теперь встречалось на их пути. Стало пустынно и почти спокойно, но тишину нарушали отчаянные женские вопли.

    Обогнув окраинный жилой квартал, процессия остановилась перед обширным пустырем, занесенным песком. Кроме огней стражи света не было. От мрачного вида черных песков, скудно освещенных луной и тоскливого воя  свободно гуляющего ветра у приговоренных исчезли последние остатки бравады. Вместо наглых отчаянных злодеев стояли жалкие напуганные трусы с трясущимися ногами, которые принялись отчаянно до хрипоты орать, когда их стали отвязывать от жерди и тащить к выкопанным ямам. Тем, кому посчастливилось отделаться наказанием плетьми и палкой, сбились в угол и со страхом наблюдали за происходящим.

    Чтобы приговоренные к смерти не орали под ухом, им заткнули рты, и, не развязывая рук, стали сталкивать в глубокие ямы и резво засыпать песком. Барахтавшиеся в песке люди отчаянно мычали, извивались, но засыпали их слишком быстро. Последнее, что они слышали – это был высокий сорванный до хрипоты женский вопль. Она орала и пыталась пинаться, но держали ее крепко.

   - Нет - нет! Нет, я не крала! Нет!

    - Не крала. – злорадно подтвердил Долон, - Но скупала серьги, кольца, гребни, одежду и тебя не смущало, что на них встречалась засохшая кровь? Нет?  Еще напомнить? Я пощадил тебя до следующего суда, но твоя жестокость  и безжалостность переполнили чашу грехов. – женщина от ужаса  еще сильнее задрожала, у нее подкосились ноги. – В яму!

     Орущую и беснующуюся от страха Нимазу перед тем как столкнуть, оглушили. Державшие ее мужчины виновато покосились на Долона.

    - Орала сильно. Уши заложило. Если чего, в чувства приведем. – пояснил один.

    - Быстрее. – бросил Долон и отвернулся.

    - Все! С тех шкуру спустим завтра, прилюдно! – радостно заметил кто-то, но Брат не расслаблялся. Когда все разойдутся, его работа только начнется.

     Ло шел той же дорогой, которой нес Тамаа. Проводник не лез с вопросами, продолжая хранить молчание. Неспешно следуя за Митом, он погрузился в раздумья:

    "Она также будет хранить молчание или проболтается подружке? Скорее всего расскажет, не удержится. Или нет?" - его мучило любопытство. Если бы не работа, он попробовал бы узнать о ней больше.

    Дошли мужчины быстро. Отам ждала их, желая поговорить, но Ло сейчас не был намерен разговаривать. Оставшись в небольшой глухой комнате, с небольшими щелями для проникновения свежего воздуха и без единого окна, он размышлял, как лучше поступить. Однако почти сразу решил, что хоть он ей и не доверяет пока что, пугать ее больше  не станет. Измученная, уставшая и побитая Тамаа вызывала жалость даже у него.

     "Если она не испугалась и не начала рыдать, возможно, что-то и получится, хотя слишком худа и похожа на подростка. Еще и темная! Вот же повезло!"

     Пытаясь сосредоточиться, Ло все время сбивался: " На каком языке она говорила? Что означает «ж…опа» и что она хочет у меня узнать?"

     Ругаясь и злясь на себя и на нее, он пытался долго успокоиться и лишь перед рассветом  у него получилось.

***

        Стоило только появились первым слухам, что он в городе, начался переполох и волнение, люди занервничали. Особенно заволновались те, кто  по злому нраву своему или выбранному темному пути накопили грехов или совершили жестокие преступления.

     Ноказ пришел в общину Туазы недавно. Богатые земли и доверчивые жители, верившие, что находятся под  братской защитой, были легкой, заманчивой добычей. Несколько удачных дней и потом можно долго жить, не заботясь ни о чем. Это было слишком заманчиво, чтобы оставаться в бедных землях Пустоши.

      Как любой другой житель "диких" земель он не очень-то верил во всемогущество Ордена. И вообще, Ноказ не считал, что совершает что-то слишком уж постыдное, но почему-то другие жители  Туаза его мнения не разделяли и норовили поймать и сдать страже. Но он оказывался хитрее, быстрее и везучее.  А еще  он был недоверчивым, предусмотрительным и внимательным к мелочам. В шайке Глоша его считали трусливым, но для него это не имело значения.

     «У тебя всего лишь одна жизнь, Ноказ. Один шанс прожить её, поэтому быть трусом не стыдно. Стыдно быть храбрящимся неудачником!» – напоминал он себе, ворочаясь ночью в широкой постели. От сомнений и так голова кругом шла, еще и храп доводил его до ненависти.

     «У-у, образина!» - злился мужчина, стараясь не глядеть на развалившееся радом голое тело. Проворочавшись всю ночь и не сомкнув глаз, он решил, что пора бы убираться из города, не привлекая себе внимания ни Пиота, ни Конома, ни других. Узнай они, что у него что-то завалялось, не побрезговали обобрать и его.