Все в руках твоих

      «Она может думать, о чем пожелает, пусть даже ненавидит, а я не буду это чувствовать! Только за возможность самообмана, ее стоит взять с собой! Я выпрошу у Отца попечение над ней. Ну и что, что не люблю. Может позже, когда-нибудь? Хочет быть со мной, пусть будет. Не боится - здорово. Тогда почему так тошно и злость распирает?

     Пусть сама любит или не любит, я позволю ей быть рядом и позабочусь, чтобы не сошла с пути. Она меня любит, а я ее спасаю. Мне хорошо, ей хорошо! Тогда от чего злюсь?» - он изводил себя размышлениями снова и снова. Предстояло сделать выбор наобум, потому что дар, его проклятье, не мог ничем помочь, когда был так необходим.

     «А потом она скажет, что я холодный, скупой, что меня ненавидит... Куда потом со своей привязанностью и оскорбленной гордостью, смогу ли удержать себя в руках? Или оскверню себя злобой и ненавистью, оскорблю Отца, покажу себя мстительным, мелочным, злобным, недостойным?» - Долон не мог принять решение.

      «Отец, что мне делать с ней, если все, что есть у других, со мной не возможно? Держать ее за руку и смотреть на нее? Я слишком циничный. Изображать того, кем не являюсь? А разве в семье лицемерят? Если, да, не хочу такую семью. Лучше быть одиноким, но не лгать и не притворяться.

     Выходя на улицу, не здороваюсь с соседями, как она привыкла, потому что около моего дома никто не решается жить. Как ни погляди, снова одиночество. Я привык, а Тамаа? Что от меня хочет она?»  -  в бескорыстие Ло давно уже перестал верить, хотя видел, что иногда оно все же встречалось. Но чтобы от него ничего не хотели, он сомневался.

     «А если Отец увидит, что она следует по темному пути? Ждать, пока накажет ее или исполнить наказание самому?» - ему было страшно от неизвестности, сомнений. Он изматывал себя раздумьями, сжигал изнутри чередующимися  приступами отчаяния, страха и эгоизма. Ему хотелось, чтобы его любили, как мужчину, со всем недостатками, которые, как он считал, у него было гораздо больше, чем достоинств.

     "Любит она  или нет, возьму с собой. Устал ото лжи, попыток обмануть, а темная подарит хотя бы самообман! А, может, и больше...!" - от радости принятого решения, Долон успокоился, но сон так и не шел. Насыпал в чашку с водой еще порошка из кожаного мешочка и выпил. Наконец, потянуло ко сну.

     «Будь, что будет. Для меня хуже не будет точно. А для нее? У темной все равно нет выбора, так пусть хоть мне будет хорошо…»

        * * *

Нежное, осторожное покачивание разбудило Тому:

- Тамаа, Тамаа! – раздался тихий шепот Чиа.

 В маленькой плошке на фитильке подергивался огонек и едва освещал темную комнату.

- Сейчас вечер или ночь? Сколько я спала?

- День. Ты проспала всю ночь и утро.  – подруга с тревогой смотрела на нее.

- Ужасно выгляжу, да?

Чиа опустила глаза.

- Он уезжает. – от произнесенных слов Тамара вздрогнула.

- Когда?

- Уже скоро. Как животных напоят, двинутся. - увидев, что Тамаа сильно расстроилась, девочка села рядом, на постель и прислонилась к ней плечом. - Он собирался спешно. Утром сказал жрице и Миту, что срочные дела. Он спешит.

      Они обе молчи. Чиа не знала, как утешить Тамаа, а Тома не хотела в голос реветь при ней. Слезами не поможешь, но почему-то удержать их не получалось. Она вытерла набежавшие слезы ладонью. Что делать дальше, Томка не знала. Просто смотрела на стену и чувствовала охватывающую пустоту.

- Пойдешь провожать?

- А надо? – Тома боялась идти.

- Не знаю. Посмотришь на него перед отъездом.

- А чего смотреть? Уже видела. - она держалась  изо всех сил, но губы предательски растянулись, и Тамара расплакалась.

     Когда поднялись в Верхний город, послеполуденное солнце неспешно опускалось, вытягивая тени и ослепляя ярким светом. Жара медленно отступала, но прогретый песок и камни, отдавая накопленное тепло, не позволяли робкой прохладе укрепиться даже в тени. Тома щурилась, прикрывала глаза руками и спешила добраться до главных ворот, где выстраиваются караваны  перед выходом, но от волнения растерялась и заплутала. Расспрашивая прохожих, удалось выйти на нужную улицу, где она увидела возвышавшихся над разношерстной толпой «корабли пустыни».

      Не смотря на зной, народу было много. Любопытные толпились, желая убедиться собственными глазами, что посланник Ордена, наконец-то, покинул Туаз. Он сделал свое дело и теперь был тут лишним. Его присутствие не давало людям расслабиться, предаваться радостям, спокойно жить. Как только брат выйдет за ворота, все вздохнут с облегчением, и жизнь войдет в свое русло. Это читалось на угрюмых, сосредоточенных лицах людей, окружавших собирающихся торговцев полукругом.

      Караван был не большой: десяток верблюдов, ослы, пара лошадей и ни одного диковинного зверя.

    «Значит, только мне так повезло» - грустно отметила Тамара, вспоминая встречу с Хрюшей.

      Навьюченные поклажей верблюды, стояли гордо и с пристрастием оглядывали прохожих, выбирая, кто им не по нраву. Помня, что они здорово плюются, Томка не стала близко подходить. Не хватало еще при прощании быть оплеванной. При ее-то везении она была уверена, что "корабли" выберут и плюнут именно в нее.