Нежные пальцы Элис играли на груди Эдварда мелодию любви. Тонкие, едва ощутимые прикосновения, точные, как выстрел снайпера, и дарящие тепло, как камин в зимнюю ночь. Пальцы сержанта дарили ласку, и так же ловко нажимали на спусковой крючок, гладили и умело подтягивались по канату. Она всегда и во всем была лучшей: в беге, стрельбе, тактических спаррингах, фехтовании и любви. Даже готовить Элис умела не хуже Нубила, а если надо — могла сама себе перешить форму или починить сломанное оружие. Ей восхищались, ее ядовитый язычок доводил многих до белого каления, ее боялись, слушались, уважали, а лорд Эдвард Гамильтон ее полюбил. Полюбил сразу, в первый же день, но понял это только через пол года, а признался и того позже, услышав "я тоже" в ответ. Тот ноябрьский день 1981 года стал самым счастливым днем его жизни, и вот уже почти год они вместе. Взрослые люди, которые прячутся, как подростки от родителей. Старший лейтенант и сержант, начальник и подчиненная — строгий устав британской армии "с целью недопущения" категорически запрещал подобные связи. Но кого это может волновать, если между двумя вспыхнуло настоящее Чувство с большой буквы?
Они встречались украдкой. Каждый, от старшего сержанта Гауди до последнего солдата, знал про отношения Эдварда и Элис, но все равно на людях они держали дистанцию, придерживались четкой субординации и всем своим видом старались показать, что всего лишь сослуживцы. Задание роте Элис давались точно такие же, как и остальным, она точно так же ходила на разведку, выполняла марш-броски, имела наряды в охранении. Все понимали, что за этим стоит, но никто ничего не говорил — в Эдинбург не ушел ни один донос, солдаты не завидовали Эдварду, а искренне радовались, что хоть кому-то в этом аду привалило счастье. Лейтенант, а вот уже пол года как старший лейтенант, быстро стал на базе Нью-Перт своим, он все еще не сложил руки, и каждый солдат знал — если их и заберут отсюда, то только усилиями Эдварда. Лорд Гамильтон с каждым транспортом отправлял кучу писем, своим родственникам, знакомым, просто в министерства — бомбардировал требованиями не тянуть с ротацией, а еще ни разу не попросил пополнения. Он не хотел, чтоб по его вине еще кто-то попал в этот ад, но центр как будто забыл про базу ВКС Нью-Перт, забыл о том, что здесь служат британские подданные… Эдварда уважали, и на его неуставные отношения смотрели с усмешкой — холодные днем, влюбленные страстно бросались друг другу в объятья ночью, и какое кому дело, что сержант Кроуфорд ночует в офицерском доме чаще, чем у себя в казарме…
И чаще, чем сам Эдвард. Комната старлея была украшена на женский вкус, теплые тона, цветы — не живые, живых тут не достать — в хрустальной вазе, картины и фотографии. Элис часто ночевала здесь одна, пока Эдвард до утра возился в рабочем кабинете, а иногда, как сегодня, они приходили, и просто заваливались спать — когда пробежишь двадцать миль с полной выкладкой, по пересеченной местности, с полным боекомплектом за спиной, да еще и уложившись в положенное по нормативу время — на никакую страсть уже не остается сил. Разве что легкие, игривые касания — игра пианиста, движения скульптора любви, который даже так может доставить дорогому человеку радость.
— Эд, ты спишь?
— Еще нет…
— Я у тебя уже давно хотела спросить, почему ты здесь?
— В смысле? Я не понимаю…
— Ну как же. Ты — лорд. Даже я, девчонка из провинции, наслышана про славных Гамильтонов. Они у нас настоящая опора трона и веры. Неужели, если бы ты очень попросил, не нашлось бы ни одного человека, который помог бы тебе отсюда выбраться?
— Элис, я же тебе говорил…
— Подожди. Ты думаешь, я не знаю, что ты, тайком, каждый раз пишешь слезные просьбы, чтоб некоего сержанта Кроуфорд отсюда перевели, и тебе каждый раз отвечают отказом? Эд, любимый, я тебе много раз говорила — это бесполезно. Меня сюда вышибли до конца моих дней. Представляешь, начинается третье тысячелетие, а на базе Нью-Перт все так же дежурит бабушка-сержант Элис Кроуфорд, сидит на вышке под старым-старым зонтиком и вяжет внучкам шерстяные носки…
— Элис! Я же сказал тебе, что когда-нибудь мы обязательно выберемся отсюда. Да, я пишу. Да, пока у меня не получается вытащить тебя отсюда, но я тебе обещаю, что не оставлю попытки. Мы обязательно вернемся, а потом поедем в Новую Шотландию, построим на самом западе дом, как ты хотела, двухэтажный, с крыльцом-верандой, и у нас будет трое детей. Два мальчика и девочка.
— Эд, перестань! Так не честно! Кто из нас девушка, о семейном очаге и детях мечтать, ты или я? Я с тобой серьезно говорю, а ты…
— Я тоже серьезно!
— Нет, не сбивай меня, колючка. Знаешь же прекрасно, когда ты начинаешь так говорить, я сбиваюсь. Ты мне ответь — ты из-за меня здесь? Ты не хочешь уезжать, потому что боишься оставить меня одну? Эд, если так — не стоит. Тут мы все загнемся, а если тебе удастся вырваться — для меня не будет большей радости.