Все в свое время [СИ]

Святотатство? А кого сейчас это интересовало… Война обращает в веру даже закоренелых язычников и атеистов, но сейчас была не война, а бойня. Как можно воевать с миром? С природой? И какой дурак назвал эти земли "мертвыми"? Да, может они такими и были, когда-то, двести пятьдесят лет назад, когда свершилось Второе Пришествие и Война Апокалипсиса. Может Татарская империя и умерла в огненных муках, вместе с землей, оставив после себя руины и жалкое сопротивления желтолицых на дальнем востоке, которые тужились поднять над собой флаг великой империи. Но сейчас эти земли были не мертвы. Тут царила жизнь — странная, уродливая, неизвестно откуда взявшаяся, но ничем не хуже и не лучше, чем где-нибудь в джунглях Африки или Новой Южной Шотландии. И жизнь смертельная. Убивающая. Себя и человека. Вместо руин и пожаришь здесь были густые леса и широкие степи, вместо высохших каналов — полноводные реки. Только все это было враждебно человеку. Невероятно, парадоксально, аномально сильно, и вечно укрыто облаками — земли нужно было назвать Смертельными, Убийственными, Жестокими, но уж никак не Мертвыми.

— А надеюсь я на чудо, — как ни странно, полковник все же ответил на заданный вопрос. Странным, непривычным для него спокойным голосом человека, который даже не представляет, что такое настоящее безумие. — На чудо, капитан Гамильтон. Вы видели карасарайцев? Вы видели этих дикарей, по сравнению с которыми мавры — венец эволюции и светоч цивилизации? Вы видели, как эти голые обезьяны прогуливались там, где лучшие из моих бойцов боялись сделать лишний шаг и умирали сотнями? Но кто вам сказал, что они тут одиноки? Вы что-то знаете про Мертвые Земли, капитан Гамильтон? К дьяволу! Вы ничего про них не знаете! И никто не знает! Но мы должны идти и надеяться, потому что мы — британцы! Мы повернули орду, мы пережили Апокалипсис, и уж поверьте старому полковнику, лейтенант — все это не благодаря таким, как вы, чистоплюям. Которые даже смерти боятся. Все это сделали мы, те, кого вы называете безумцами! Забудьте про страх, лейтенант. Если вам не хватает надежды на свои силы — надейтесь на чудо, как это делаю я. И перестаньте сверлить меня своих злым взглядом, я сюда вашу Элис за косу не тащил, она сама прибилась, и нечего вешать на старого больного полковника всех собак. Эй, солдат! Чего стал? Никогда кишки товарища не видел? А ну двигай давай, у тебя еще будет возможность на это добро насмотреться!

И солдаты двигали. Шли. Иногда даже с песнями. Пять сотен, двадцать три роты — даже легионы в худшие годы Римской империи не знали такой недокомплект. А расформировать… Да кому оно надо? Если из взвода или роты только один солдат — пусть он сам себе будет и капрал, и сержант, все равно врагов, с которыми нужен строй и четкая вертикаль, на пару тысяч миль в любую сторону не наблюдалось. С деревьями же и медведями воевать — во всем мире почти вымерли, а тут вон как расплодились, шага не дают ступить — командиры не нужны, тут уж только от твоей ловкости все зависит. Успел пол рожка в голову разрядить, увернулся от когтей — значит повезло, значит еще минут десять можешь пожить, пока какая-нибудь подземная живность не решит тебя за ногу цапнуть. О том, что звери бывают не только ядовитые, но и обычные, все уже давно забыли — это казалось уже чем-то из разряда добрых детских сказок, что Святой Николай рассказывает на Рождество.

Пять сотен, четыре с половиной… Вечером лагерь разбивали четыреста сорок шесть человек — утром осталось четыреста десять. Куда делось еще тридцать шесть, если дежурные не сомкнули глаз, а всю ночь горели костры? Никто не знает. Все привыкли. Пару раз находили чьи-то ноги, торчащие прямо из земли, или обглоданный до белой кости, явно человеческий череп — но сознание уже прошло фазовый переход, и такие картины не то, что ужаса — даже брезгливости не вызывали. Сознание людей постепенно отключалось, мозг реагировал только на внешние раздражители, полностью заблокировав все, что исходило изнутри. Пойти помолиться, поесть, попить, сходить в туалет, тут же, из туалета "в кустиках" не возвращаются. Проверить оружие, и идти дальше. Куда, зачем? Мозг не знает. Мозг видит фигуру в офицерском мундире, и идет за ней, а фигура в мундире идет по карте, и не важно, что карте той три сотни лет, ни одного приметного ориентира не осталось, а все электронные системы нахождения пути еще в базе Нью-Перт вышли из строя. Не важно, что компас не работает, крутит, как ему заблагорассудится, солнца нет, облака одинаково сумрачны все время, и идут все "на глаз", лишь изредка проверяя верность направления реками. Которые, вроде бы, как всем казалось, текут все еще там, где должны. К счастью, пока еще попадались в основном мелкие, но ближе к цели нужно было пересечь Данаприс, самую крупную из рек этой части континента, но как это сделать — пока еще никто не думал. Потому что не надеялись до этого момента дожить.