Все взять и смыться

― Ну, как он?

― Переживает, ― горестно вздохнула тетка Стаса.

― После завтрака зайду к нему, поговорить надо.

― Зайди, конечно! Может, поддержишь его немного. От родной-то жены ему доброго слова во век не дождаться. Кристина такая, что задаром и на ладонь не плюнет.

Быстро покончив с завтраком, от всей души поблагодарила милейшую Марию Ефимовну и пошла к Стасу.

Кабинет располагался на первом этаже, рядом с лестницей. Постучавшись и услышав в ответ невнятный возглас, посчитала его разрешением войти и толкнула дверь. Стас сидел за письменным столом, но не работал, а мрачно сверлил взглядом стену перед собой. За эти дни он здорово сдал. Мне показалось, что с нашей первой встречи он постарел на несколько лет. Но больше всего мне не понравилось затравленное выражение его лица, в таком состоянии нельзя ввязываться в дело, требующее светлой головы и, самое главное, железных нервов. Решив, что его надо подбодрить, ласково улыбнулась и сказала:

― Вот, зашла проведать тебя и пожелать доброго утра.

Он почему-то мои усилия не оценил, глядел сумрачно и улыбаться в ответ не спешил. Тогда я решила перестать метать перед ним бисер и перейти к делу, ради которого и пришла.

― Сегодня будет второй звонок. Нужно обсудить, как вести разговор, ― сухо заявила я, без приглашения плюхаясь в кресло напротив него.

― Что тут обсуждать? Спрошу, где можно обменять деньги на девочку и все сделаю, как скажут. Деньги из банка привезу сегодня до обеда, ― пробурчал он, не отводя взгляда от стены.

― Дурак! ― в сердцах выпалила я. ― Ну, что ты раскис, как баба! Возьми себя в руки! От того, как ты себя поведешь, зависит жизнь твоей дочери!

Он возмущенно зыркнул на меня, раздраженный моим тоном, но мне его взгляды были по фигу. Главное в тот момент было встряхнуть его и вывести из апатии.

― Давай обговорим, что ты им скажешь, ― настаивала я. ― Во-первых, не соглашайся на всю сумму.

Стас открыл рот, собираясь возразить, но я, взмахом руки заставила его замолчат:

― Знаю! Уже слышала! Денег не жаль, ты согласен на все, но дело совсем не в тебе. Нужно оказать на похитителей моральное давление, посеять в них неуверенность, подорвать их веру в себя. И второе, следует убедиться, что девочка у них и жива. Требуй, чтоб прислали её фото. Полю должны сфотографировать с какой-нибудь приметной вещью в руках.

― Это ещё зачем? ― спросил он.

Я мысленно выругалась, кляня его тупость, но вслух сказала:

― Если они умные люди, могли подстраховаться, сделать снимок ребенка сразу после похищения, а потом убить его.

Я отлично сознавала, что говорю жестокие вещи, но он должен был понять, что в этом деле нет места мягкотелости. Стас побледнел, но меня это не остановило:

― Что б быть уверенным, что фото сделано именно сегодня, отошли им её игрушку и пусть она будет поприметнее. Например, Петрушку, что лежит в её комнате.

― Откуда ты знаешь про Петрушку? ― удивился он, но так вяло, что я готова была его треснуть.

― Видела, ― отмахнулась я и продолжила инструктаж: ― Времени на разговор у тебя будет мало, так что заранее хорошенько обдумай, что скажешь. Не забудь обговорить условия передачи игрушки.

Как ни странно, мои слова оказали на него желаемое действие, в глазах появился живой блеск, он вышел из состояния прострации и стал напоминать того Стаса, которого я видела несколько дней назад. Порадовавшись за него и за себя, конечно, ведь от исхода этой операции зависело и мое будущее, я немного расслабилась и позволила себе оглядеться вокруг. В частности, посмотрела на стену за своей спиной, с которой хозяин все это время не сводил глаз. Оказывается, он смотрел на картину, что висела прямо против стола. Это был портрет маленькой девочки с очень милым личиком, одетой в легкое платье изумрудного цвета с ажурным белым воротником. Ее голову венчала громадная соломенная шляпа с букетом цветов на тулье. Портрет был очень хорош и писал его мастер высокого класса.

― Вторая половина восемнадцатого века, ― машинально прошептала я.

― Разбираешься в живописи? ― изумился Стас.

Я была изумлена не меньше его и честно призналась:

― Да нет, вроде! Наобум сказала.

― Наобум, а угадала! Действительно, конец восемнадцатого века. Портрет Екатерины Строгановой. Работа неизвестного мастера. Купил в Москве в художественной галерее, причем задешево. Она мне понравилась тем, что девочка очень похожа на мою Полину.

― Портрет Строгановой? ― недоверчиво протянула я. ― Ну, не знаю... при продаже картины антиквары часто стараются впарить легенду, что это изображение потомка старинного рода или какой-то знаменитости. Таким образом подогревается интерес к картине, так её легче сбыть с рук.

― Откуда ты это знаешь?! ― удивленно спросил Стас, не подозревая, что в этот момент я и сама мучаюсь этим же вопросом. Действительно, откуда? Откуда у Альбины Бодайло, учительницы заштатного городишки эти знания и эта уверенность в своей правоте?

Я тяжело вздохнула, отлично понимая, что на эти вопросы, как и на многие другие, ответа у меня нет.