Все женщины – химеры

Я сказал виновато:

– Прости, нечаянно на тебя посмотрел. Это что за орешки?

– Гагарма, – ответила она. – Их недавно сконструировали. Ген от миндальных, ген от волоцких, пару генов от кедровых… Тебе в самом деле нужен состав, химик?

– Мне только ты нужна, – сказал я великодушно. – Ишь, как готовишь. Это же главное для женщины, верно?.. Еще бы научилась вышивать крестиком… цены бы тебе не было.

– Кота заведи, – посоветовала она.

– Зачем?

– Говорят, умеют вышивать.

Я отмахнулся.

– Взрослого не хочу, а котенка пришлось бы обучать самому. А это, говорят, не легче, чем что-то объяснять женщине. Я такого лучше за хвост и о стену.

Она буркнула:

– Хорошо, у меня хвоста нет. А вот у тебя есть.

– Мир, – предложил я. – Не будем друг друга о стенку. Подеремся лучше в постели.

– Перед сном, – согласилась она, – это необходимо для здорового цвета лица.

– Я позабочусь о твоем здоровье, – пообещал я.

Она посмотрела на меня внимательнее.

– Вот снова что-то в твоем лице… это новое… С чего бы стал заботиться? Я же могу привлечь за сексизм!.. Забота о женщине – это по-мужски оскорбительный и оскорбляющий намек на неравноправие полов.

– Неужели ты меня выдашь оккупантам? – спросил я жалобно.

– На первый раз прощу, – ответила она. – Сама накажу после ужина.

– Ну вот, – сказал я, – вам можно, а нам нет…

– Именно, – подтвердила она. – Мы должны отыграться за все тысячелетия неравенства, а вы должны чувствовать постоянно вину перед нами и выплачивать репарации.

Ужин в самом деле удался. Даже я, равнодушная к еде скотина, как и положено настоящему мужчине, и то ощутил некое удовольствие, из-за чего и съел, как мне кажется, лишнего.

Принял еще раз душ, а то упрел за столом, и рухнул в постель. Мариэтта пришла на пару минут позже, влезла под одеяло, уже настроенная на улучшение цвета лица, как вдруг вскрикнула:

– А это что еще?

Я приподнял голову, ящеренок с трудом уцепился за свисающий край одеяла, но забрался по нему на постель быстро и, подпрыгивая бодро, поспешил к нам.

– Это Яшка, – пояснил я. – Бедненький…

Она сказала сердито:

– Как такое чудовище может быть бедненьким?

Яшка подошел по ней и, встав на груди всеми четырьмя лапами, уставился в нее по-детски большими и серьезными глазами.

– Матери и уродливых детей любят, – ответил я обвиняюще. – Нет в тебе материнского инстинкта!.. Ты сама чудовище, если тебя не тянет ухватить его и тискать, целовать, ласкать, щекотать…

Она попробовала спихнуть его из-под одеяла, но Яшка, цепко вгоняя коготки в мягкую ткань, удержался в этот шторм и победно пробрался в ложбинку между нами, где и затих, довольный и счастливый.

– Ну и урод, – сказала она с отвращением. – Что-то вообще допотопное. Зачем ты его завел?

– Для красоты, – объяснил я.

– Чего-чего?

– Я эстет, – объяснил я. – Мне для развития души необходимо прекрасное и возвышенное начало. Желательно еще и кончало. Земное уже есть рядом под одеялом, а это существо для души и тонкой изысканности стиля в туманной зыбке образа.

– Ничего не поняла, – отрезала она. – У тебя инсульта не было?.. А то мелешь такую чушь. Тебе нельзя мозгами перенапрягаться, они у тебя слабые. Чего твой урод сюда прилез? Тебе что, жалко бросить ему тряпочку у порога?

Я ответил со вздохом:

– Он еще маленький, считает нас папой и мамой. Вот и жмется к родителям. К тебе даже вроде бы больше…

Она приподняла голову, оглядывая бедного дракончика с нескрываемым отвращением.

– Ничего подобного. Это просто тропизм.

– Значит, ты теплее, – сказал я и протянул к ней под одеялом руку, – вообще-то да, он прав, особенно в отдельных местах…

– Он на меня смотрит, – сказала она. – Я не могу так. Словно в общественном месте! Я девушка скромная.

– Мы эту проблему решим, – пообещал я. – Сейчас я его просто укрою…

Она с недоверием смотрела, как я набросил на дракончика свою майку, подоткнул с боков, чтобы не дуло, и он сразу довольно засопел в своей пещерке.

– Вот видишь, – сказал я с укором, – такое простое решение проблемы.

– А если он вылезет? Не вовремя?

– Да что дети понимают, – сказал я, – будь великодушнее. А то ты и в постели вся такая полицейская… Как ты униформу решилась снять! Наверное, с душевной борьбой?

Через сорок минут она заснула, раскрасневшаяся и довольная, одеяло сдвинулось до пояса, но я снова натянул ей до подбородка, прислушался к ровному дыханию, спит все так же крепко, отошел на цыпочках к двери.

На стене над кроватью появилось лицо Ани Межелайтис, молча кивнула, дескать, да, все верно, крепко спит, не волнуйся, я мониторю ее состояние, можешь идти туда, куда собрался.

Я спросил шепотом, едва двигая губами:

– Заказ из магазина прибыл?

– Спорттовары? – ответила она так направленно, что голос раздался только у меня прямо в ухе, – да, я велела положить в кладовке. Надеюсь, не краденое?

– Ты ж моя хозяюшка, – сказал я нежно, – поскорее обзаводись тактильностью, и я на тебе женюсь.

– Животное, – ответила она с подчеркнутой брезгливостью, – тебе мало духовной близости?.. Ну ладно-ладно, дамся щупать…