Когда боль совсем утихла, Гарри совсем расслабился, мгновенно засыпая. Он давно уже не спал так — чтобы не болело и чтобы не было страшно. Убедившись, что ребенок уснул, мистер Грейнджер тихо сказал дочери:
— У него следы и много. Похоже, пацана лечили ремнем или еще чем похуже, так что учти.
— Папа, а почему ты доверил его мне? — вдруг спросила Гермиона, понявшая, что ее смущало.
— Я не знаю, что с тобой случилось, доченька, — улыбнулся папа. — Но ты врач, профессионал и мой коллега, а коллеге надо доверять.
Доктор бы просто кивнул, но Гермиона была еще и просто девочкой, поэтому взвизгнула от счастья, повиснув на шее верившего ей папы.
Часть 5
Двое санитаров возили кровать с Гарри на рентген, ультразвуковое исследование, на забор крови, а Гермиона шла рядом с кроватью и собирала анамнез. Марк, сопровождая пациента и дочь, диву давался: девочка в простом разговоре собирала анамнестические данные так, как не каждый врач в этой клинике мог. Марк, например, вот так — вряд ли бы смог, он это очень хорошо понимал. Получалось, что либо дочь — врач от Бога, либо у нее откуда-то взялся гигантский, просто огромный опыт врача-ревматолога, умеющего работать с детьми. В чудеса мистер Грейнджер не верил, поэтому разговор назрел, впрочем, он мог подождать и до вечера.
— А твои родители чем занимаются? — спросила девочка.
— У меня нет родителей, я подкидыш, — ответил мальчик. — Нахлебник, как дядя Вернон говорит.
— То есть ты живешь у родственников? — поинтересовалась Гермиона.
— Лучше бы отдали в приют, — с тоской ответил Гарри, наслаждаясь отсутствием боли.
— Ага… не любят и бьют? — продолжала опрос девочка, фиксируя все, что видела и слышала, в блокнот.
— Не любят… — проговорил мальчик и скривился, что-то вспомнив. — Пока не начало болеть, еще туда-сюда было, но потом отвезли меня в больницу, и там сказали, что анализы в норме, значит, я симулянт.
— А откуда взялась «психосоматика»? — удивилась Гермиона, фиксируя реакции.
— Это когда руки покраснели, и все выпадать начало, — произнес Гарри. — Таблетки не помогали, психиатр тоже не особо, вот они меня и… Чтобы не придумывал себе.
— Вот оно как, — протянула девочка. — А кушаешь ты как?
— Когда кормят — кушаю, — ответил Гарри, не поняв суть вопроса, зато Гермиона отлично поняла суть ответа.
— Вся кровь — cito, и на HLA-B27 возьмите, — выдала она указание забиравшей кровь медсестре, мистер Грейнджер подтвердил назначение кивком.
Разговор все тянулся, через некоторое время Гарри почувствовал, что уже полностью доверяет Гермионе, которая относилась к нему так, как никто и никогда не относился, с теплом и лаской. Когда исследования закончились, девочка назначила терапию, вызвав очень уважительный взгляд со стороны отца.
— Сейчас будешь кушать, потом таблетки и укол, — объяснила она мальчику. — Я тебя покормлю, потому что сам ты вряд ли сможешь… Кстати, как ты кушал у опекунов?
— Ну как… — смутился Гарри. — Из миски, а потом руками, вилка же не держится в руках…
На этих словах мистер Грейнджер почувствовал недостойное врача желание убить опекунов мальчика, а его невозможная дочь дождалась, пока принесут обед, и принялась медленно, осторожно, со знанием дела, кормить Гарри, доверчиво открывавшего рот и смотревшего на Гермиону с таким обожанием, что девочка даже немного смутилась.
Когда мальчик доел и выпил таблетки, девочка перевернула его, втыкая шприц, никто даже ничего сказать не успел — ни медсестра, ни мистер Грейнджер, ни даже Гарри, совсем не почувствовавший укола.
— Так, теперь ты спишь, — строго сказала Гермиона. — И смотри у меня! Если что, кнопка — вот здесь, вот эта бутылочка — для мочи. Захочешь в туалет — мочиться только туда. Это понятно?
— Понятно, — улыбнулся совершенно счастливый мальчик, глаза которого уже закрывались.
— Все, сладких снов, — погладила его девочка, и мальчик потянулся за ее ладонью, будто прося еще. Мистер Грейнджер опять захотел убить опекунов этого ребенка, проявивших совершенно неоправданную жестокость.
Директор Дамблдор чувствовал себя так, как будто он что-то забыл, и это что-то было очень важным, но вспомнить, что именно, никак не мог. Несмотря на то, что Избранная поступила на Гриффиндор, вела она себя совсем не героически — выдрала клок волос младшему Уизли, отбила мошонку старшему, а братьям что-то подмешала в еду, отчего они старались от туалета далеко не отходить.
Еще Хагрид ныл по поводу того, что церберу не нравится сидеть на цепи, он хочет играть, и собачку надо выгуливать. Дел в школе было много, а то, во что превратилась Минерва, вызывало искреннее восхищение у целителей Святого Мунго, но делами заниматься точно не могло. Оно могло только принимать пищу и фонтанообразно испражняться, вызывая бурные аплодисменты целителей.