Всеблагое электричество

Если приму и возмутила подобная бесцеремонность, то виду она не подала, как не попыталась и подняться на ноги. Только хихикнула да поерзала, устраиваясь поудобнее.

Я обхватил Ольгу за талию, но большего себе не позволил. Мне и так было хорошо. Я чувствовал тепло девичьего тела, ощущал цветочный аромат ее духов, слышал учащенное дыхание. Сердцебиение? Да, несмотря на звяканье пустых бутылок и поскрипывание, прекрасно слышал и его.

Это возбуждало, и сейчас я хотел лишь одного: чтобы эта поездка как можно дольше не кончалась. Но нет, конечно. Ехать от клуба до набережной было совсем недолго.

Вскоре фургон перестало трясти на брусчатке, и он остановился. Тогда я распахнул створки и спрыгнул на дорогу. Ольга оправила платье, приняла руку и спустилась следом, едва не упав мне в объятия.

Я закрыл кузов, просемафорил ладонью водителю, и грузовой экипаж укатил на мост. А мы остались на набережной.

Я, красивая девушка и речной простор.

Что еще надо для полного счастья? Шампанское?

Кровь ударила в голову, а в ушах зашумело, как бывает, когда резко поднимешься из кресла, и я поддался эмоциям и скрутил с горлышка бутылки проволоку. Хлопнуло, пробка улетела в темноту, вслед за ней в реку плеснулось пенное шампанское, но его вылилось совсем немного.

Я глотнул игристого вина, и Ольга рассмеялась.

— Жан-Пьер, что ты делаешь?! — округлила она глаза в притворном ужасе, но протянутую бутылку приняла без малейших колебаний. Приложилась к горлышку и вновь прыснула смехом. — Это же безумие!

На нас начали оборачиваться прохожие, и, не желая привлекать к себе лишнего внимания, я приобнял спутницу за талию и повел ее по набережной. Ольга не возражала.

— Наверное, надо иногда совершать такие безумства, — произнесла она, возвращая бутылку. — Без них жизнь становится невероятно сухой и пресной!

Я кивнул. Меня переполняли чувства, они окрыляли. Это было странно, противоестественно и непонятно, но одновременно и ужасно приятно. Заботы и тревоги остались где-то далеко-далеко, они попросту перестали существовать здесь и сейчас.

Темная гладь реки. Небо с огоньками сигнальных огней. И никаких стен кругом, один простор.

Я был счастлив. Я любил этот город.

Постовой посмотрел на нас с укоризной; я подмигнул ему и увел Ольгу на тенистую аллею, где среди кустов мягко светилась шеренга газовых фонарей. Там мы уселись на свободную лавочку и поцеловались.

Ольга сразу отстранилась и достала пудреницу. Смотрясь в зеркальце, она подправила смазанную поцелуем губную помаду и сказала:

— Не стоило этого делать, — но сразу хитро прищурилась и добавила: — Здесь…

Я расправил носовой платок и вытер губы. След помады показался кровавой отметиной.

Ольга первой встала с лавочки и протянула руку.

— Идем?

Мне никуда идти не хотелось. Каждый шаг неизбежно приближал нас к пансиону, а вечер был слишком прекрасен, чтобы закончиться так рано. Но удерживать танцовщицу я не стал, поднялся на ноги, глотнул шампанского и передал бутылку приме.

Мы ушли с аллеи на тихую улочку, и там я снова обнял Ольгу. И вновь она не возражала.

Приму била ощутимая дрожь, а вот мне холодно не было. Напротив, по жилам вместо крови струилось чистое пламя. Шампанское оказалось на редкость коварным.

Я рассказывал какие-то истории, Ольга смеялась. Опустевшую бутылку оставили на пороге аккуратного домика. То-то утром удивится молочник! Нас это изрядно развеселило.

Смех, ночь, приятное раскачивание земли под ногами.

Радость и беззаботность.

Эйфория.

Но все хорошее когда-нибудь да заканчивается. Очень скоро мы вышли к пансиону и остановились у его дверей.

— Ну, вот и все… — Ольга поцеловала меня, но не дежурно чмокнула на прощанье в щечку, а страстно, ее язычок ловко скользнул мне в рот.

Какое-то время мы простояли обнявшись, а потом танцовщица отстранилась и прошептала:

— Каждый раз, проветривая комнату, я боюсь, что кто-нибудь заберется в окно. Этот клен во дворе… — Она не стала продолжить и постучала молоточком в дверь, а когда лязгнул засов, обернулась и лукаво подмигнула. — Такая духота! Обязательно проветрю комнату перед сном!

При этих словах сердце дрогнуло и заколотилось, будто сумасшедшее, но я тут же взял себя в руки и приподнял над головой кепку.

— Мадам Ховард!

Хозяйка пансиона запустила Ольгу в гостиную, кивнула мне и заперла дверь. Я не стал маячить у крыльца, вызывая ненужные подозрения, и сразу отошел к углу, но не тому, где фонарь освещал табличку с номером и названием улицы, а к противоположному, погруженному во тьму. Там меня качнуло, пришлось опереться рукой о стену.

У соседнего дома в ночи колыхнулось какое-то движение, я потянулся за пистолетом, но нет — никого и ничего. Просто показалось. В голове шумело, а перед глазами все расплывалось, да и покачивало меня от шампанского весьма ощутимо, но не колебался я ни мгновения. Упер носок ботинка в поперечную перекладину решетки, перегородившую проход между домами, и спрыгнул на другую сторону.