Всеблагое электричество. Пенталогия

Наш роман начался на весеннем балу, где я прочитал Елизавете-Марии поэму, написанную Альбертом Брандтом. Роман развивался стремительно, мы виделись почти каждый день, а после встречи на ипподроме впервые провели вместе целый вечер. О своем преступном замысле я поведал в последнюю встречу, в цирке. Елизавета-Мария ответила согласием. Мы должны были бежать в Зюйд-Индию.

Что самое печальное, почерк во всех записях — сделанных и год назад, и позавчера, был совершенно одинаковым. Это писала Елизавета-Мария, но какого черта? Что за жуткий розыгрыш она затеяла? Кто ее об этом попросил?

— Это все неправда, — прямо заявил я.

— Вы не встречались с моей дочерью?

— Виделся с ней в городе пару раз, — сознался я, — но мы никогда не проводили много времени вместе. Обычно даже не разговаривали.

— Здесь утверждается обратное!

Опровергнуть откровенную ложь обычно проще простого, полуправда несравненно более коварна. Мы разговаривали с Елизаветой-Марией, это могут подтвердить десятки случайных свидетелей. И как доказать теперь, что я не подстрекал ее к преступлению? Как доказать?..

— Стоп! — охнул я, осененный неожиданной мыслью. — Вернитесь на страницу назад!

«Ипподром», «прогулка по городу», «весь вечер не отпускал ни на миг мою руку»…

— Фу-у-ух! — с шумом выдохнул я. — У меня алиби!

— В самом деле? — с недоверием уставился на меня Фридрих фон Нальц, пряча дневник обратно в карман. — Несмотря на случившееся, своей дочери я доверяю несравненно больше, чем каким-то вашим свидетелям!

— Даже если это глава сыскной полиции и старший инспектор Третьего департамента, которые не питают ко мне никаких теплых чувств? — ухмыльнулся я. — А еще сыщик и пяток случайных констеблей? Не говоря уже о шпиках из наружного наблюдения?

— О чем вы, виконт?

— Запись за двенадцатое апреля. Я был на ипподроме одновременно с вашей дочерью, но не разговаривал с ней, а сразу после бегов поехал на поднятие со дна Ярдена броневика, участвовавшего в налете на Банкирский дом Витштейна. Это было двенадцатого числа! Мы начали в четыре и провозились до пяти или шести часов вечера. А потом наружное наблюдение видело меня входящим в дом Левинсона, в протоколе отражено точное время. Я не дьявол, я не могу присутствовать в двух местах одновременно! И цирк! После цирка я имел беседу со старшим инспектором Мораном по поводу нападения на имение дяди! Он подтвердит!

Главный инспектор пристально взглянул на меня и процедил:

— Если это какая-то уловка…

— Спросите Ле Брена, спросите Морана. Поднимите протокол моего предыдущего ареста. Не теряйте время попусту, прошу вас!

Фридрих фон Нальц молча вышел из камеры, и я остался наедине со своими невеселыми раздумьями. Радовало лишь одно — Лазарь до меня сегодня точно не доберется.

К чести главного инспектора извинения он в итоге принес. Сухие и скомканные, но факт оставался фактом — перепоручать это неприятное дело кому-либо из подчиненных он не стал. И все бы ничего, но под конец жуткий старик придвинулся ко мне почти вплотную и прошептал:

— Если ты причастен к этому, сожгу без суда и следствия, — предупредил он, а потом уже официальным тоном во всеуслышание объявил: — Виконт, вас желает видеть старший инспектор Моран.

Меня такое развитие событий нисколько не порадовало, но виду я не подал, только кивнул и, демонстративно разминая передавленные запястья, направился на выход.

Караульный немедленно заступил дорогу.

— Что еще? — удивился я.

— Сначала поговорите с Мораном, — напомнил главный инспектор и покинул камеру.

Я пожал плечами и нехотя уселся на стул, втайне надеясь, что по результатам беседы со старшим инспектором не окажусь прикованным к нему кандалами.

Бастиан Моран явился минут через пять. Он с усмешкой оглядел меня, потом попросил караульных оставить нас наедине и достал пачку сигарет.

— Главный инспектор предупредил, что вы — крайне изворотливый молодой человек, — произнес он, закуривая. — Всегда приятно, когда старший по званию разделяет твою точку зрения.

— Очень смешно! — поморщился я. — Два ареста по надуманным поводам за неделю — это однозначный перебор, вам не кажется?

— По надуманным поводам? — в изумлении изогнул старший инспектор крутую бровь. — Вот уж не сказал бы!

— Только не начинайте снова! — всплеснул я руками. — Официально установлено, что Левинсона и его семью убил Прокруст!

Бастиан Моран присел на краешек стола и покачал в воздухе узким носком лакированного штиблета.

— А речь не о Левинсоне, — вдруг заявил он. — Речь о похищении документации по дюралюминию.

— Помилуйте! — охнул я. — Разве вы сами не подтвердили мое алиби?

— Вот это меня и беспокоит, — признался главный инспектор. — Какое удачное совпадение, не правда ли? Елизавета-Мария пишет о тайных встречах с вами, но всякий раз записи легко опровергаются показаниями надежных и беспристрастных свидетелей. Удивительное совпадение.

— Не всякий раз, — возразил я, — а только в двух случаях.

— Достаточно и этого.

— Вы обвиняете меня в том, что я сам навлек на себя подозрение? На кой черт мне это понадобилось?