По огромному залу машинного отделения идет коренастый парень в милицейской форме. Размеренный гул турбин заглушает шаг. Член комитета комсомола стройки младший лейтенант милиции Михаил Потайчук пришел поздравить бригаду Евгения Азаренко с новой трудовой победой — пуском шестого блока.
Ел. Хмельковская, А. Гладкий
Детектив не состоялся
В тесном кабинете с двумя сдвинутыми столами, дерматиновым диваном и тяжелым шкафом думалось плохо. Тут не станешь расхаживать, заложив руки за спину… Привычка школьного учителя — мыслить на ходу. Привычки приходится забывать. Только от одной никак не избавиться: стоит сесть за рабочий стол и уже машинально снимаешь часы, как будто ты по-прежнему на уроке черчения и обязан уложиться в 45 минут. Проведешь на доске линию, другую и покосишься на часы: сколько там до звонка?
Вот-вот прозвенит звонок с последнего урока. Внизу уже ожидает машина, а Полевой безуспешно роется в ворохе бумаг и чертыхается: «Часы сотрудника уголовного розыска должны быть всегда на руке! Давно уже не в школе, а все…» Наконец «пропажа» найдена. Полевой еще раз ругнул себя за несобранность и сбежал по ступеням во двор. Усевшись на заднее сиденье машины, тронул водителя за плечо:
— К школе…
Может, и не стоит выслеживать Севку? Сказал же — сам принесет… Но теперь его, работника детской комнаты милиции, разбирает не столько профессиональное, сколько какое-то мальчишеское любопытство: куда Севка додумался запрятать такую махину?
В горланящей толпе учеников, вывалившихся за школьную ограду, Полевой разглядел Севку не сразу. Услышал его голос и не поверил себе: показался непривычно озадаченным.
— Чао! — преувеличенно бодро крикнул Севка товарищам и, засунув руки в карманы, торопливо свернул в ближайший проулок. Потом пошел, всем видом показывая, что не торопится.
— Трогай, — сказал Полевой шоферу.
Машина тихо двинулась за Севкой. Парень, казалось, бесцельно бродил по одним и тем же улицам. «Сколько он будет кружить? Темноты дожидается!» — смекнул Полевой. И впрямь: едва длинные тени домов и деревьев легли на мостовую, Севка, будто вспомнив что-то, решительно зашагал к школе. Полевой видел, как ловко, по-кошачьи, он перемахнул через ограду и скрылся в саду. Машина замерла невдалеке.
Вскоре Севка вынырнул из темноты сада с доской в руках. Огляделся ню сторонам и, не заметив никого ни в притихшем школьном дворе, ни на улице, принялся разгребать доской листья. Извлек из ямы тяжелый ящик. Долго примеривался, как его лучше взять — под мышку или на плечо. Взял, наконец, в охапку и осторожно направился из сада. Потом вернулся — завалил яму.
Машина по другой стороне улицы неслышно заскользила следом, пока Полевой не убедился: несет-таки раскопку в милицию. Шофер дал газ: Полевой торопился к себе в кабинет. Едва успел снять часы и включить настольную лампу, как в дверь не постучал, а скорее поскребся тихонько Севка. Он неловко протиснулся со своей громоздкой ношей, пытаясь поплотнее затворить дверь.
— Вот! Сказал принесу — и принес! — Он положил ящик на диван и уставился на Полевого.
— А-а-а, это ты, Сева? — будто оторвался тот от бумаг. — Я, видишь ли, засиделся. Ну, показывай свою музыку…
— Хороша штука! — восхищался лейтенант, снимая крышку с магнитофона. — В нашей работе очень необходимая вещь…
Севка удивленно вскинул белобрысые брови.
— Понимаешь, вот мы с тобой, к примеру, побеседуем… Ты слово дашь: «Дядя Вася, в первый и последний раз»… А машина эта твое слово — на ленточку! Как бы увековечит клятву твою. В случае чего, я щелк-щелк — слушай собственный голос. Ты бы себя узнал? Как бы тебе стало, если б слово не сдержал? Это я к примеру говорю…
— Лучше бы что другое, — буркнул Севка.
— Что другое?
— Ну, не клятву… А что-нибудь хорошее записать.
— А клятва, брат, — дело святое! Ты знаешь, у комсомольцев двадцатых годов какое правило было? Данное слово кровью подписывать. Не сдержал, значит, дрянь человечишко!..
Ко всему был Севка готов — пристыдит, колонией припугнет и начнет выпытывать: зачем да как стащил, где прятал магнитофон? Севка готов рассказать, как влез в школьный радиоузел, как вынес и закопал магнитофон в саду, а вот зачем он ему понадобился, теперь, пожалуй, и сам себе не объяснит.
Но дядя Вася не допытывался. Будто больше всего на свете его сейчас занимало — можно ли быть революционером сегодня, как в двадцатые годы.
— А ты как думаешь?
Севка никак не думал об этом…
— Если бы спасти какие-нибудь важные документы… — оживился он, поразмыслив, — или выследить преступника! А вы могли бы меня взять в помощники? Ну, там, пробраться куда-нибудь… Или что другое. Я через любую высоту прыгаю!
Полевой нарочитым зевком подавил улыбку: видел, как Севка через забор сигает…
Телефонный звонок («К ужину будешь? Или опять…» — устало спросила трубка) напомнил: пора кончать. Полевой стал собирать бумаги. Севка на лету подхватил свалившиеся со стола часы, покрутил завод:
— Точные?