Капитан Михайлов отлично выполнил боевую задачу. Когда гитлеровцы в сопровождении шести танков атаковали 2-й батальон полка Суханова, их встретил плотный огонь. Стрелки и пулеметчики вынудили залечь вражескую пехоту, а пушки Михайлова подбили два танка. Остальные машины повернули обратно, к Михайловскому.
В один из моментов боя рузская дорога оказалась в ничейной полосе. Противник тут же бросил по ней к Скирманово машины с пехотой. Но проскочить им не удалось. Михайлов выдвинул к дороге пушки дивизиона, и они с трехсот метров расстреляли автоколонну. Документы убитых эсэсовцев подтвердили, что в тот день против нас действовал моторизованный полк «Фюрер» дивизии «Рейх».
Опять позвонил Чернышев:
— Отбил атаку?
— Отбил. Дорогу держим.
— Спасибо! Скирманово мы взяли. Танкисты Катукова сработали по-гвардейски. Ну и мои ополченцы не отстали.
От души поздравил я старого товарища. Долгие две недели 10-я немецкая танковая дивизия удерживала этот ключевой пункт близ Волоколамского шоссе. И все-таки не удержала. Ее потери и в людях и в технике были очень велики. Достаточно сказать, что 86-й моторизованный полк практически обратился в две-три неполные роты и фашистское командование вывело его остатки в тыл.
О танкистах генерал-майора М. Е. Катукова мы уже были наслышаны. Тот факт, что его бригада первой среди танковых частей получила звание гвардейской, говорил сам за себя. Добрую славу заслужила и 18-я стрелковая дивизия. Сформированная в Москве из ополченцев, людей уже немолодых, не имевших военной подготовки, она сражалась храбро и стойко и впоследствии тоже заслужила гвардейское звание.
Хотя очередную атаку на Федчино мы отбили, нам было о чем призадуматься. Убыль в людях большая, а пополнений пока нет. Суханов доложил о потерях во 2-м батальоне. За десять дней непрерывных боев на плацдарме его роты сильно поредели: в 5-й и 7-й стрелковых в строю оставалось по 40–50 бойцов, в 6-й стрелковой — и того меньше. Еще день-два, и батальон потеряет боеспособность. Надо что-то предпринимать.
Но что именно? Ни у меня, ни у Суханова нет в резерве даже одной стрелковой роты. Опять приходится ломать голову, изыскивать возможности перегруппировки подразделений, идти на определенный риск, чтобы избежать риска куда более значительного. Чем яростнее атакует противник, тем острее наша нужда в резервах. Их надо всегда иметь под рукой, иначе любое осложнение, любой прорыв немецких танков и мотопехоты грозит подорвать устойчивость всей нашей обороны.
Приказываю вывести из первого эшелона 2-й батальон 258-го полка и 3-й батальон 131-го полка. Их место заняли подразделения, снятые с менее напряженных участков. Разумеется, оборона стала менее вытянутой в линию, зато более глубокой. Теперь и Суханов и я имели в своем резерве по батальону и получили возможность более оперативно реагировать на все изменения боевой обстановки. А кроме того, выведенные в тыл батальоны получили необходимый им отдых.
Дать бойцу переднего края своевременную передышку, помочь подразделению или части привести себя в порядок — это важная часть командирской работы. Хочется сказать о ней особо.
Многодневные ожесточенные бои, потери в личном составе резко увеличивают нагрузку каждого, кто остается в строю. И с каждым новым днем эта нагрузка возрастает. Громадное физическое и нервное напряжение, бессонные ночи в промерзших окопах, а то и в открытом поле, на ледяном ветру, зачастую сутками без горячей пищи — все это отрицательно сказывается даже на самом закаленном солдате. Люди устают. Их утомление не определишь математической формулой. Просто по совокупности различных признаков чувствуешь, что наступил предел. Снижается меткость огня, притупляется бдительность, появляется вялость в атаках и контратаках. А в целом подразделение или часть становятся менее управляемыми.
Слов нет, советский воин способен стойко переносить нагрузки и перегрузки, которые не по плечу солдатам буржуазных армий. Однако эти его боевые качества важно умело и вовремя поддержать. Командир призван заботиться не только о пополнении израсходованных боеприпасов и ремонте вооружения, но также об отдыхе солдата, о регулярном питании, о своевременной бане.
Об этом нам постоянно напоминал Константин Константинович Рокоссовский. Доложишь, бывало, о боевых действиях, он не преминет спросить: «Как кормишь бойцов? Как с горячей пищей? Кухни разбиты авиацией? А почему молчишь? Немедленно посылай хозяйственников. Дадим». Или: «Баню саперы построили? Дельно!»
Я уже называл Ивана Никаноровича Романова, Николая Матвеевича Уральского и других командиров. Разные по характеру, они были схожи одним: умением работать с людьми, строгой требовательностью, стремлением облегчить, где это только возможно, трудный фронтовой быт бойца.