Всегда возвращаются птицы

Помещение, обшитое лакированной мебельной фанерой, было просторнее, чем ожидалось. Служило, вероятно, залом для проведения собраний. Борис Владимирович сидел в глубине за письменным столом, венчающим поперек, наподобие верхушки буквы «т», длинный стол посередине. Стену над креслом украшала галерея «парадных» портретов, рядом в угловом кронштейне приткнулось знамя. На полках книжных шкафов белели ряды аккуратно пронумерованных папок. В точности таким же, вплоть до темно-зеленых штор и вереницы стульев под окнами, помнился Изе кабинет секретаря Якутского горкома комсомола, словно апартаменты партийного начальства обставлялись по всей стране в соответствии со специальной инструкцией.

– Садитесь, – кивнул Борис Владимирович на ближний стул, и у Изы непроизвольно напряглись мышцы. На столе перед парторгом лежала ее автобиография, которую она сдала летом в приемную комиссию с остальными документами. Загадочно ухмыляясь и отчеканивая слоги, он произнес:

– И-золь-да Хаи-мовна Гот-либ. Странное сочетание.

– Мне оно не кажется странным.

– Гм-м-м… Вы – дочь спецпереселенцев?

Иза в замешательстве уставилась в окно. Он уже спрашивал ее об этом при поступлении в институт.

– Да.

– Родители живы?

– Нет. – В переносье защипало от подкативших слез. – Там же написано, что я воспитывалась в детдоме.

– Искренне вам сочувствую, – скорбно вздохнул Борис Владимирович. – Детям иногда приходится платить за ошибки родителей… И тем более, Изольда Хаимовна, тем более мне необходимо побеседовать с вами.

В окне сквозь подсиненное сумерками стекло проступили мамины понятливые глаза. «…Мы с папой не виноваты перед теми, кто сделал нас несвободными. Мы никого не обманывали, не предавали и ни к кому не испытывали вражды. Ты мне веришь?» В маленьком сальто памяти мелькнула белая крысья голова, отсвечивающие красным глазки и оскал острозубой пасти…

Старшекурсники откуда-то вызнали, что раньше Блохин работал в КГБ. Почему его перевели в институт, история умалчивала. Наверное, человека со специфическим опытом работы сочли полезным в учебном заведении, где вызревает будущее коммунистической идеологии и культуры.

– Наша организация несет большую ответственность за морально-политический облик каждого студента. Поэтому я обязан предупредить вас, Изольда: как дочери переселенцев, вам надо быть осторожнее в дружбе с некоторыми людьми.

Борис Владимирович повременил и продолжил, не называя имен:

– Кое-кто из ваших товарищей заблуждается. Интересуется вещами, которые противоречат званию комсомольца… Не находите?

Он посмотрел выжидающе. Складки, пролегшие от носа к углам его скользких губ, подобрались, подбородок выступил вперед. С таким лицом стоят на остановке в ожидании запаздывающего автобуса. Красноречивая мимика почему-то не сообщила выразительности голосу.

– Много сил потратили советские воспитатели, чтобы вырастить вас достойным членом нашего общества. С далекого Севера сюда приехала хорошая, честная девушка. Так по крайней мере мы полагали вначале. Однако порядочность ваша оказалась неглубокой, а характер – ветреным и неустойчивым. Вы легко поддались пагубным влияниям и не заметили, как изменились под их воздействием. Ошибочность вашего выбора становится несомненной. Тяжело смотреть на то, во что вы превращаетесь, может быть, сами того не желая.

– Во что я превращаюсь?

– В особу, чье формалистское отношение к общественным мнениям начинает меня удивлять. Я хочу вам добра, а вы держите какую-то упрямую дистанцию, будто я вам… м-м-м… враг. Не хотите поговорить со мной… – Борис Владимирович пожевал губами, подыскивая нужные слова, – …о причинах ваших нездоровых на сегодняшний день мировоззрений… О своих так называемых друзьях.

– Так называемых?

– Да. По нашим наблюдениям, вы принимаете за настоящую дружбу поверхностное приятельство с людьми, которые используют вас в своих интересах, либо собираются это сделать. Вам известно, например, что Андрей Гусев посещает церковные службы?

– Нет…

– Вы знаете, какие намерения связывает Ксения Степанцова со студентом Московского госуниверситета Патриком Кэролайном?

– Не знаю.

Борис Владимирович сокрушенно покачал головой:

– Вот видите. Выходит, они кое-что от вас скрывают. Тем не менее подрывная работа в вашем отношении ведется ими успешно. «Друзья» без труда увлекли вас джазом.

– Что в этом плохого?

– Ну-ну, не стройте из себя невинную овечку. Эта музыка чужда восприятию советских людей и считается уродливым явлением эстрады во многих странах. Очень жаль, что сын уважаемого кубинского революционера, коммуниста, поклоняется джазу, но в их стране другая культура, совершенно не сравнимая с нашей. К тому же Кэролайн – студент не нашего вуза. А как понять комсомолку Ксению Степанцову? Отчего, скажите мне, ее нежданно-негаданно обуяла тяга к концертному пению джазовых импровизаций? Что привело к иностранной музыке простую деревенскую девушку – праздное любопытство, обычное легкомыслие? Или Степанцова вовсе не так проста и преследует неведомую нам тайную цель?