Всего 50

На прогулку до Антиба меня пригласил владелец яхты, российский художник Олег Бурмаков, три десятилетия назад уехавший из Советского Союза и ставший мировой известностью. Мы столкнулись накануне в Ницце, на выставке французского художника – друга и коллеги Бурмакова. Шапочно знакомые, мы обрадовались встрече, как радуются независимые друг от друга люди, оказавшись вдали от дома в похожих обстоятельствах.

– Пойдёшь завтра с нами на яхте? Ну, тогда в десять у причала, – обрушился на меня своим радушием художник.

Он слыл рубахой-парнем. На яхте я ещё никогда не ходила и, разумеется, согласилась.

– Кто хочет черешни, налетай! – обратилась ко всем жена художника, француженка, с которой он жил только, когда бывал во Франции, потому что в Америке у него была заряжена другая жена. Такой расклад устраивал всех. Наверное, потому что француженка находилась в разгаре климакса, а художник – в расцвете лет.

Мужчину, лежащего ничком, звали Сергей. Собственно говоря, я его знала. Вернее, знала о его существовании на протяжении нескольких лет. Сейчас его напряжённое тело рельефно выдавало род его занятий – он работал профессиональным наемным телохранителем известных людей и редко бывал расслаблен. Достаточно молодой – сорок лет, но уже опытный, с прекрасной репутацией. Последнее время художник его от себя не отпускал, и они, кажется, подписали долгосрочный контракт. На заметных светских раутах я как-то видела Сергея при Бурмакове. Два года назад мы столкнулись на одной из «ярмарок тщеславия», самостоятельно друг другу представившись. Телохранитель произвёл на меня приятное впечатление, не более того. Воспитан, опрятен, грамотная речь, а в остальном – не герой моих снов.

В тот вечер я без настроения вышла из отеля на берегу моря. Набережная жила привычной ресторанно-променадной жизнью. Меня сопровождал лишь волнующий запах морского бриза. И вдруг ко мне неожиданно, как с облака, спустился этот самый Сергей. Спускался он с винтовой лестницы, к подножию которой я неторопливо подходила. Взгляд мой пришёлся на мужчину именно в ту секунду, когда вся его фигура отразилась на фоне неба: лестница, по природе своей конструкции, словно висела в воздухе.

Весь день я маялась под гнётом грусти. Поэтому, неожиданно увидев знакомое лицо, безотчетно воскликнула:

– Серёжа!

Мужчина сдержанно, но тепло поздоровался, и мы степенно начали дефиле по дорожке.

Раньше я всегда видела его только при галстуке. Сейчас на нём прекрасно сидел джинсовый костюм, что делало его по-своему ближе.

– Замечательно выглядите, – сделал мне мужчина ничего не значащий комплимент.

– Спасибо, – дружелюбно отозвалась я.

Не успела я, так сказать, приосаниться, как мужчина куда-то заторопился. Мы плавно разошлись по своим орбитам.

Час спустя я зависла перед плакатом новой выставки какого-то местного скульптора. Вдруг за моей спиной, очень близко к уху, раздался приглушённый голос:

– Прекрасный парфюм…

Я вздрогнула. Не от неожиданности – от интонации. Ух, какая точная, как надрез скальпеля, интонация сладкого обольщения!

– Серёжа! Опять вы?

Дыхание сбилось, не скрою. Коротко оглянувшись, я поправила ремень сумочки на плече и хмыкнула иронично – для выработки противоядия. Оно не понадобилось: кто-то подошел, отвлёк меня, и мы потерялись в толпе. За весь вечер о Сергее я больше не вспомнила.

***

Белую яхту, бросившую якорь, покачивало на слабых волнах. К блюду с бордовой лоснящейся черешней лениво потянулись руки.

Сергей открыл глаза и тут же, без интереса к происходящему, закрыл. Словно никогда меня в упор не видел. Куда только делся его обволакивающий вчерашний тембр? Наверное, у него плохое настроение. Или я ему неинтересна. Это раззадоривало.

Сергей это почувствовал. Его приятно разморило на солнце, которое начало придавать коже загар, и мужчине не хотелось двигаться – солнце усердно трудилось над его телом. Он своим телом гордился. Подтянутый, без единого жирового отложения, с красивым изгибом спины, он был похож на легкоатлета. Когда-то в юности он считал, что ему не хватает роста, теперь и это перестало его волновать. Он вступил в средний возраст и лишь умножал свои достоинства.

Сидя на корме, я покручивала в пальцах крупную тугую черешенку без черенка. Какая же скука на этой яхте! Приятного собеседника не нашлось, подвыпивший художник распластался где-то в кают-компании, остальные друг другом не интересовались.

Незаметно прицелившись, с невинной улыбочкой на губах, я бросила бордовый шарик в загорающего Серёжу.

Он лежал, уткнувшись в руки лицом. Ягода упала точно перед ним, возле правой руки.

Мужчина медленно, как лев, которого напрасно побеспокоили в его прайде, приподнял голову. Без выражения, холодно посмотрел мне в лицо и с достоинством принял прежнее положение. Наверное, он не забывал, что находится на службе, хоть и лежит тут в плавках, находя несколько нелепым несение вахты в таком уязвимом виде.

Малочисленная публика разбрелась по яхте – кто куда.

Я взяла ещё одну ягоду и опять бросила её в Сергея, на свой страх и риск. Это была уже заявка. Преднамеренное хулиганство.